Следующее свидание обрушивается на меня неожиданно как закрепленное неизвестным шутником над дверью ведро воды. Эсэмэс оповещает меня, что мой щедрый герой почтит меня своим присутствием через 20(!) минут. Я едва успеваю принять душ, побрить подмышки, сбрызнуться духами и нацепить приличное белье, как из прихожей доносится требовательный стук. Я чувствую себя американскими войсками в Перл Харборе. Никакой стратегии я выработать естественно не успеваю, не говоря уже о ресторанных яствах и дисках с записью разномастных оргазмов. Просто выключаю свет, оставив одну приглушенную лампу, на сей раз уместного ситуации красного цвета. Из-за открытой двери на меня обрушивается ураган. По американской традиции ураганам принято давать имена. Назовем этого Маской. Я не успеваю очухаться, как природный катаклизм срывает с меня и без того немногочисленные клочки одежды. Все происходит непривычно быстро и интенсивно непосредственно в коридоре. Некоторое разнообразие в происходящее вносит огромное зеркало, честно и без стеснения транслирующее нам все действо. По окончанию первого акта, Маска, проявив недюжую силу, относит меня в спальню на руках. Я бы в принципе на этом и поставила крупную точку в сегодняшней планерке, но вот партнер мой собирать свой саквояж не спешит. Через некоторое время я начинаю понимать, что подразумевала Люба под «только и думаешь, как до конца додержаться». К счастью, в подобном состоянии я прибываю недолго. Маска, утолив жажду, опрокидывается на подушки. Опыт показывает, что этот товарищ неравнодушен ко всяческим выражениям благодарности по поводу проявленной постельной доблести. Как будем челом бить на сей раз и в какое место? Пока в моей голове крутятся колесики, Маска второй раз за вечер застает меня врасплох. Опередив меня, он подается вперед и касается губами моего плеча. Я, не ожидавшая подобного проявления ласки, едва сдерживаюсь, чтобы не отреагировать так же, как в свое время отреагировал на мой порыв он сам, то есть не подскочить на матрасе, выпучив глаза. В пропитавшейся ядом лицемерного безразличия душе набухает теплый комочек. Разрастись этому незваному паразиту я не позволяю; здравый смысл еще не совсем покинул мой размякший мозг. Нас не связывает ничего кроме секса. На моем плече покоится голова совершенно чужого мне человека. Сколько женщин твердило себе это заклинание, очутившись в постели с женатым отцом семейства, с неисправимым бабником, с католическим священником или каким-нибудь неуловимым Джо. И чем увереннее повторяли себе эти слова мои сестры по несчастью, тем прочнее укоренялась в их глупом организме эмоциональная зависимость. Но я не такая! Я ни за что не позволю себе проникнуться симпатией к этому безликому узурпатору, пусть хоть всю меня с головы до ног облобызает. Приняв это здравое решение, я собираю в кучку свое начавшее растекаться по простыне тельце и, аккуратно переложив доверенную моему плечу голову на подушку, спрыгиваю с кровати. Нечего разлеживаться вместе, а то так можно и привычку належать. Я запираюсь в ванной и нарочно врубаю воду на полную мощность. Аудиенция закончена. Наполеон может возвращаться обратно на поле Аустерлица. Что он, судя по всему и делает, потому как, выбравшись из пены сорока минутами позже, я обнаруживаю квартиру пустой.
А дальше моя жизнь забирается в нарядную гондолу и отправляется вперед по волнам венецианских будней. Маска тешит меня своими визитами почти каждый день. Иногда я готовлю ему феерическое шоу с яркими мизансценами и неожиданными закидонами, иногда наши свидания носят тихий, почти семейный характер. И как ни странно, я начинаю замечать, что со временем мой эксцентричный гость начинает все больше тяготеть к последним. Что касается меня, то, не смотря на неоднозначность моего положения, каждое новое свидание наполняет мое существо сладкой смесью волнения и радости. Я отказываюсь признаваться сама себе, что этот странный мужчина, чьего лица я так до сих пор не видела, может вызывать у меня какие либо положительные чувства. Гораздо проще упрямо твердить себе про безвыходность ситуации и рискованность побега.
Сегодня свидание опять получается спонтанным. Я не успеваю заготовить фанфары и зайцев-барабанщиков. Мы лежим на новых хлопчатобумажных простынях (один раз, начитавшись написанных замечтавшимися домохозяйками романов, я польстилась на шелковые; результат: скользко и холодно) утомленные активными телодвижениями. Я разглядываю мелкие серебристые волоски на его груди и едва тронутые маляром-временем виски. Пятьдесят моему неутомимому герою точно уже исполнилось. Как же интересно узнать, какие черты скрывает под собой эта опостылевшая маска. Как мне хотелось бы забраться хоть на пару минут в его мир, увидеть, какой он вдали от меня, как ведет себя, на каком языке говорит, в какой дом возвращается каждый вечер. Есть ли у него семья? Уютная, домашняя женщина, не подозревающая ни слухом, ни духом о тыльной стороне своего мужа? Ребятишки, учащиеся в каком-нибудь престижном колледже и по выходным развлекающиеся игрой в поло? А может, за заслоном папье-маше кроется грустное лицо, испещренное морщинами страданий? Мне каждый раз все труднее сдержаться, чтобы не шепнуть на ухо любовнику тяготящее меня «Кто ты?» Но изначальный пакт Риббентропа-Молотова не предусматривает подобной несанкционированной инициативы. Следовательно, запихиваем вопрос обратно и зашиваем любознательный рот аккуратным крестиком.
Недавно я стала про себя называть мужчину Алексом, сняв надоевшую конфетную этикетку «Маска». Эту идею подала мне книга итальянского криминолога Карисси, в которой разведывательное бюро всегда придумывало имя разыскиваемому маньяку. Так личность изувера получала первые реальные очертания. Сравнение, конечно, не самое удачное. Мой Алекс не кровавый душегуб. Хотя.… Если у меня получается мысленно напялить на него костюм президента преуспевающей международной компании, то почему бы и серый плащик Джека Потрошителя не примерить? Нет, все это ерунда. Я чувствую, что где-то под маской он добрый и даже местами пушистый.