Хроники теней

Они, все до единого, продолжали ходить на репетиции. Все так же без лишней суеты, без предупреждений, без смены графика. Все так же было будто как прежде, и все так же без смеха, и вообще какой-либо радости. Как и последние несколько месяцев, после того цунами, разделившего их жизнь на до и после. Хотя он раньше делил ее на жизнь до обращения, и… Как он ошибался.

Репетиции, хоть и казались такими же как прежде, но порою создавалось такое впечатление, будто все они разучились играть. Звуки вроде были какими и должны были быть, но ни во что связное не складывались.

Может быть это от того, что каждый из них на самом деле ничего еще толком не решил, и все мысли были постоянно заняты этими думами. Вот и не выходило ничего толкового. Нельзя было выделить кого-то хоть чуть-чуть более решившегося. Все были одинаково несобранными. Иногда Эру казалось, что каждый играет что-то свое. Да что там, иногда посреди какой-нибудь песни он никак не мог вспомнить ее название, а порою удивлялся тому, что вообще здесь делает и мне казалось, что он бас-гитару никогда прежде не держал в руках.

Постепенно, далеко не сразу, музыка их гармонизировалась. Одновременно с их чувствами. Эс, кажется, именно от этого начал успокаиваться. Может он пускал петухов, а то и пел что-то совершенно не то порою, именно из-за этого. Хотя наверняка он, так же как и остальные, для себя что-то решал.

Эс был удивлен и подавлен. И все ждал чего-то. Но ничего не говорил, и ничего не спрашивал. Все они чего-то тянули.

У Эра была причина. Очень веская — Кагэко. Он обещал ей не делать этого до тех пор, пока она в этом мире. Чего выжидали другие, он не понимал. Хотя можно было заметить, как каждый из них то и дело поглядывал на остальных.

А Кагэко между тем все еще не вернулась, но Эр чувствовал ее, даже больше чем раньше. Он не видел ее уже несколько недель, и не знал, хочет ли, в том смысле, что следующая их встреча, скорее всего, будет последней. А так была еще надежда на нее, эту самую встречу.

Дни сменялись друг другом, за ними тянулись недели. Приближался очередной тур. А потом, посреди последней репетиции Эн вдруг остановился, отбросил гитару и вдохнул всколыхнувшуюся над его рукой тень. Так знакомо. Эр и сам неоднократно репетировал это. Он порою часами любовался пляшущей на его ладони тенью.

И Эн тоже это репетировал, как могло показаться.

Несколько мгновений черное пламя над его рукой было неспокойным, но потом, когда он окончательно решился, оно стало ровным, даже как будто неподвижным.

И вот Эн замер, глаза его заволокло тьмой. Точно так же, как когда-то давно. Это было завораживающе. Он выпрямился, словно у него внутри напряглись все мышцы. Эру казалось, что он видел все, что видел Эн. Все было так же, как тогда, во время посвящения, только в обратном порядке. Он разговаривал с тьмой, и каждый из его товарищей предполагал о чем именно. Тень пыталась отговорить его. Он — убедить.

Все было почти так же, только как будто бы дольше. Хотя память скрадывает время прошедшего. Эр тогда был свидетелем посвящения каждого из них. Как оказалось, он в своем общении с тенью простоял статуей посреди заполненного водой коридора дольше других.

А потом Эн обмяк и упал. Но почти сразу открыл глаза, и ошалело замотал головой. Потом поднялся на ноги и Эр, наконец, понял, что изменилось. Эна просто не стало. Он стоял перед ним, но Эр его не почувствовал. Он стал ему чужим. Как те люди что тысячами и тысячами проходили мимо на улице. Эр был этим ошарашен. А особенно тем, что раньше он этой связи, по всей видимости, не чувствовал, а теперь в этом месте стало пусто. Болезненно пусто.

Эр смотрел на Эна, видел его — точно такого же, как и десять минут назад, но по всем ощущениям его здесь не было. Вообще нигде не было. Но особенно перед Эром в тот момент. Там. Было. Пусто. Их связи через тень, о которой они не подозревали, просто не стало. Это было очень больно. Словно у него не стало руки.

Только говорят, когда лишаешься руки, наоборот, чувствуешь ее все равно. Тут же как раз никаких ощущений и не было.

Эн. Как же так? А что же чувствовал он? Вдруг его боль еще больше. По крайней мере, вид у него был ошарашенный. А большего Эр понять не смог.

Эн поднял гитару, и они продолжили репетицию. Играл он все также великолепно, самозабвенно. Но голос у его гитары казался что-то чересчур уж печальным, ведь что-то все же было не так. Казалось, будто какая-то стена встала между ними.

На следующий день, когда завершилась последняя репетиция, такая же сыгранная как всегда, Эн сказал, что по завершении тура уйдет. И Эр сразу понял, почему он хочет так сделать. Он был уверен, что ничего не изменится в группе, если он уйдет из тени. Все изменилось

— А если все мы уйдет от тени, — заговорил Эс, — то может быть тогда ты…

— Меня это не удержит, — прервал его Эн.

Остальные переглянулись и не стали больше у него ничего спрашивать.

Через две недели после этого случая Кагэко вернулась. Была глубокая ночь, но кажется Кагэко не замечала этого. Да и у Эра в глазах не осталось и намека на сон.

— Я решилась, — просто сказала она, когда он подошел к ней ближе. — Эр, я стану человеком так скоро, как только можно. Я верю в это. Еще до начала следующей весны. Сначала я буду ребенком, потом вырасту… У меня будет семья. Пусть не сразу. Ты же знаешь, я была сиротой. И на этот раз буду, но… но потом.