Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 99

Эс только что кипел эмоциями, слова сыпались из него, а тут вдруг опустил голову на стол и затих. В его блестящих глазах отражался пустой стакан.

А Эр сидел и молчал, а руки его тряслись от того, что нужно было что-то сделать. Но он не знаю что. Или нужно было бы что-то сказать? Утешить как-то? Но могло ли Эса утешить хоть что-то. Эра бы ничто не утешило.

Он смотрел на Эса, а сам вспоминал слова Кагэко, слова о том, что там, за гранью тени так пусто, что даже осознавать себя нелегко. Там пусто. Наверное, именно за этими словами Эс и пришел к нему. Но Эр молчал. Не могу он сказать другу о том, что все в тени безмолвны. Что их всех скорее нет, чем наоборот. Но Эр же видел Кагэко, она вернулась. Хоть и ненадолго. Она говорила с ним. Его Кагэко, его наваждение. А ведь Хисаги тоже где-то там, и Рин, наверное, тоже. Они должны быть там.

Эр так задумался, что не сразу понял, что это за звуки слышны едва-едва. Эс плакал и Эр слышал, как в тишине между его судорожными вздохами оглушительно капали его слезы на стол.

- Эс, не томи меня… - прошептал Эс. - Она там?

- Я… я не знаю… Я, - голос Эра дрогнул. - Там, там много душ, но они все безмолвны.

- Много? Значит не я один такой дурак.

- Кхм. Наверняка Хисаги там, и…

- И Рин?

- Да, - ответил Эр, думая совсем о другом.

- Тогда и мы будем там со временем, - прошептал Эс, прижимаясь щекой к холодной столешнице.





А Эр вспомнил ту ночь, когда стоял и ждал рассветного солнца. Представил, как все его клеточки растворяются в золотистом солнечном свете. Это было бы больно? Или нет?

- Хисаги, - стон Эса вырвал Эра из плена мыслей, а ему ведь уже начало казаться, что он и правда растворяется в солнечном свете. - Хисаги, - повторил Эс.

Он все так же полулежит на барной стойке и смотрел в пустоту потухшими глазами. Нет, не в пустоту. Эр видел, что он пытался заглянуть в самую глубину тени.

- Хисаги.

Эру стало дико смешно от того, что он вдруг осознал, что их на самом дела два таких идиота-шептуна.

- Хисаги, где ты? Покажись, скажи что-нибудь. Хоть что. Даже проклятья. Я так виноват, что заставил тебя узнать, что такое смерть родных, всех родных. Но разве я мог смотреть на твою смерть.

А ведь Эсу намного больнее, чем Эру. Никогда он об этом раньше не думал, когда занимался самобичеванием. Хисаги проклинала Эса, а Эр… он сам не хотел слышать голоса Кагэко, проклиная себя, и причинял ей тем самым еще больше боли.

Эр подсел ближе к Эсу.

- Эс, - позвал он, но тот едва ли услышал зов.

Он все продолжал шептать имя своей возлюбленной. Несомненно, он винил себя. Как и Эр. И еще его вина перед Рин, да и перед Хисаги насчет того сумасбродного поступка с обращением.