Страница 8 из 53
Акты вандализма имеют разные причины.
Человек ломает памятник, мотивируя это тем, что отстаивает свои политические взгляды. Понятно, что это и не политика вовсе, а эпатаж, трусость и бравада. Не в этом дело. Тут хотя бы есть официальная причина.
Человек рисует красные лампасы на памятнике. Если он кадет, не будем его ругать - там у них своя атмосфера, нам не понять.
Человек пишет большое слово из трёх букв. Я однажды поймала такого человека (весьма мелкого и сопливого) с поличным, и вежливо поинтересовалась - зачем? И знаете, что ответил этот перепуганный шкет? Потому что нельзя вслух говорить.
Есть ещё две причины – примитивные и тупые до зевоты. Это «как все» и «слабо?» Тут не отнять и не прибавить, все это проходили.
А самая страшная причина – месть.
Нет, это не направленная месть, где всё ясно и понятно. Изменила девушка – разбить ей окно, водитель-хам – гвоздь ему в покрышку. Месть вандала – это отражённое зло, и страшно то, что она не имеет определённого вектора. Она летит по теории вероятности и касается тех, кто вообще не при чём.
Может, я и не сильна была в математике, может, и к доске выходила как на казнь, и со всяких активных мероприятий старалась увиливать, зато у меня было хорошее поведение. Ну, процентов на девяносто, всё-таки почти нормальный человек, не полный псих. И когда в конце недели наша классная собирала дневники, мне за поведение ставили пять. Не абы что, но ткнуть пальцем можно – вот, смотрите, мама с папой, дочь-то вас хоть чем-то радует. Они, конечно, вздыхали, но что делать? – не придерёшься.
Громко я не разговаривала – просто не умела. На уроках не болтала – тихо рисовала странные рисуночки и не мешала никому. Никаких опозданий – приходила за полчаса до начала уроков. Дежурила старательно. Не дралась… ну, почти – но это были особые случаи. И т.д. и т.п.
Поэтому когда меня с позором выгнали с урока, да ещё и влепили две двойки, да ещё и ни за что… это, скажу я вам…
Это было концу света подобно.
И что самое обидное – географию я очень любила. Любила именно до того случая. А после – просто перестала учить и скатилась с пятёрки на тройку. Впрочем, мне уже было всё равно.
Класс у нас был такой… Ничего плохого не скажу, хорошие были ребята, добрые, весёлые, даже слишком. Тот мой класс, хотя и трясли его из года в год немилосердно, хотя и классные руководители больше года не выдерживали, хотя и человек пять на комиссии состояли, а почти вся мужская половина ошивалась вечерами по группировкам – тот мой класс я вспоминаю с теплотой. Он был лучше десятого-одиннадцатого. Потому что там было всё просто и понятно. Искренние были люди – все на виду.
Но всё же он был сборный. Класс коррекции. Обидно, позорно, вечный хвост, вечные нарекания... Вечные проблемы с учёбой и поведением.
На уроках почти никогда не было тихо. На кого-то всегда орали. Кого-то непременно выгоняли. Чаще всего, это были одни и те же, и им это было как с гуся вода. Ну, выгнали и выгнали – пошёл да покурил.
А мне не повезло. У меня упала ручка. И я полезла за ней в самый острый момент распекания учительницей географии очередного троечника-пофигиста. Ничего, полезла и нашла. Но тут проклятая ручка упала снова. И я снова полезла под парту, долго шарилась, снова нашла и вылезла обратно - довольная.
Начали работать в тетради. И угадайте что? Правильно. Бог троицу любит. Ручка снова шлёпнулась на пол. Мой сосед начал ржать. Я обречённо полезла под стол. Где же эта пластмассовая тварь? Ага, увидела. И, совершив несколько ползучих движений, показалась над столешницей, прямо пред ясны очи доведённой до белого каления географички.
- Дневник на стол.
Я молча сидела за партой.
- Я сказала. Дневник. На стол.
Я не шевелилась. Люди шушукались.
- Встать!
Ладно, встала.
- Быстро дневник!
- У меня просто ручка упала.
- У вас, дураков, голова скоро упадёт, и вы не заметите. Дневник, я сказала.
Иногда даже у мелких норных зверьков что-то тренькает в голове, и они становятся способны на отчаянные поступки.
- Не дам.
- Че-го?! Ты что себе позволяешь! Да ты!... Да я!...
Град слов ударял, ранил, напирал, я уже ничего не понимала. На меня орали. Это вводило в ступор, это дезактивировало. Я знала только одно – я права. И стояла, вцепившись в свой дневник.
Однако силы были не равны. Дневник у меня вырвали. Ручка снова брякнулась на пол.
- Выйди вон и закрой дверь с другой стороны.
И я пошла вон. Наверное, стоило поплакать. Но я и плакать не могла. Внутри было отвратительно пусто, и только одна мысль скакала как безумная, извивалась и топала в голове каблуками – «Я же ничего плохого не делала! Это же ручка! Просто ручка упала – и всё! А я же ничего плохого…»
Я пошла в туалет и села на батарею. А мысль всё скакала и скакала, пока не пробила на действия другие мысли – мрачные и злые.
Я ненавижу географичку. Я ненавижу школу. Я всё здесь ненавижу.
Я огляделась по сторонам и увидела, что штукатурка на стене кое-где потрескалась. Ага! Сейчас я вам покажу. И я стала ногтями отдирать эту недавно побеленную чистую штукатурку. Осколки падали на пол, и на чистой стене обнажались безобразные пятна серого цемента. Вот так! Ненавижу школу! У меня всего лишь упала ручка. А теперь дома меня убьют. «Два» по поведению и «два» по географии. Ведь всего-то ручка!
Потом мне под ноготь попал кусок цемента, и боль слегка отрезвила. Злость никуда не делась, я просто подумала, что будет ещё хуже, если меня застукают на месте преступления.