Страница 2 из 76
Первое время меня вела к цели обида на того аристократа, который толкнул меня, память о карцере и о времени, проведенном между жизнью и смертью. Но потом, постепенно, я забыла об этом, как забыла обо всем, что случилось до этого. Так уж устроен несовершенный человеческий мозг — всё забывается, как бы мы ни хотели удержать что-то в памяти, как песок, просыпающийся в пригоршне меж пальцев.
Как-то раз к нам приезжал один лектор из Империи, некромант. Не очень известный, не очень сильный, но для нас он стал олицетворением идеала. Мы все были в безумном восторге. Мы поняли, кем хотим стать.
Я родилась в княжеской семье, но была лишена титула, Рэн был оборотнем, у которого отняли его ипостась. В Рэмтоне же к нам относились лишь как к будущему мелкому обслуживающему персоналу.
Нас же пьянило чувство собственной значимости, и теперь мне кажется, что именно оно, а не желание вернуть былое величие темной магии, вело нами. В конце концов, мы темные. Справедливость как понятие не может для нас существовать в возвышенном, а не юридическом смысле этого слова.
А потом меня вернули с небес на землю, когда перевели с родного факультета на факультет любовной магии. И всё снова пошло под откос. Лин Гордериан, первый светлый, который не вызвал во мне неприязнь, оказался все-таки обыкновенным светлым. Мне до сих пор становилось мерзко на душе, когда я вспоминала его откровенно раздевающий взгляд. Его руки на моем теле. А уж обнаженную девушку с моим лицом я уже точно не скоро забуду.
Эридан… С Эриданом все было проще и сложнее одновременно. Он был Эриданом Ирвигом. Но его убили. Он умер, его дух отдали Слепой богине, а его место занял пугающий, странный незнакомец, который был олицетворением самой тьмы. Как долго он занимал место Эридана? И зачем? Меня чуть не стошнило при мысли о том, что я его целовала, ни о чем не подозревая. Одновременно накатил стыд — как, как я не смогла отличить моего Эридана от этого монстра, от этого жуткого чудовища, которое попыталось меня убить?
Меня спасла случайность. Пугающий незнакомец выбросил вперед руку, и на меня поползла черными клубами тьма — такая, какой её рисовали на старинных книжках в иллюстрациях о великих магах, которые сумели её себе подчинить.
В ужасе, я попятилась назад, споткнулась о ковер, и плашмя полетела спиной на пол. Удар был сильным. Я попыталась подняться, но тьма уже была так близко, что я бы даже не успела ничего сделать. Нога вновь подвернулась, и я полетела на ковер, раскрошив что-то локтем.
Это оказался камень переноса, последний из тех, что у меня оставались. Он хрустнул так громко, как будто бы сломалась кость, и я почувствовала, как ковер подо мной начинает меняться, становясь все более жестким. И мокрым.
Я откинулась затылком на холодную мостовую. С неба на меня моросил мелкий дождь, такой противный, со снегом, который лежал на коже несколько секунд прежде, чем растаять. Я с трудом присела, схватившись рукой за спину. Мне определенно нужно перестать падать, так можно ведь получить и серьезную травму. Сердце стучало, перед глазами мутно от слез, но я заставила себя стиснуть зубы и затолкнуть все бушующие в груди чувства подальше. Да, больно до крика, но не место и не время.
Было действительно холодно. Медальон все ещё был теплым, но жечь перестал, мертвым грузом осев на ладони. Морщась, я надела его на шею и убрала под рубашку. Так, на всякий случай.
Мне нужно было убираться отсюда — наверняка не-Эридану не потребуется много времени, чтобы отследить перенос. Технически это невозможно на современном этапе, но учитывая, что он владеет тьмой… Я поднялась и, хромая, зашагала вниз по незнакомой улице.
Я промокла примерно за минуту, оглядываясь по сторонам в поисках хоть какого-то укрытия. Но здесь высились каменные заборы чьих-то особняков, и абсолютно никакой крыши или хотя бы скамейки. Все равно я уже вымокла настолько, что меня не спасет уже ничего. Магией я пользоваться почему-то не решилась — интуитивно казалось, что лучше этого не делать.
Так я брела по темным улицам. Фонари почти не горели, но зрение уже немного привыкло. Мне казалось, что каждый горящий фонарь — это некий маяк в безбрежном пространстве ночи, а я плыву по бескрайнему морю, и все никак не могу найти, где бросить якорь.
Поэзия — это хорошо, но на деле все было далеко от подобной романтики. Я брела по ночным улицам, опасливо озираясь по сторонам, в промокшей насквозь одежде, лишь с медальоном на шее, который все ещё был неестественно теплым. Он же меня и согревал. Вот только я уже так устала, что с каждым шагом он казался мне все тяжелее.
Я шла, просто пытаясь уйти подальше от того места, надеясь, что Он меня не найдет.
Вдруг на соседней улице мелькнул свет. Я остановилась — горело одно окошко, на первом этаже двухэтажного здания, похожего на лавку.
Я завистливо вздохнула, покачала головой и было шагнула вперед, как медальон вдруг вспыхнул огнем, заставив меня зашипеть и выругаться. Но как только я шагнула обратно, он опять стал теплым, как ни в чем не бывало.
Я удивленно нахмурилась, и попробовала шагнуть в сторону светящегося окошка. У меня вдруг появилось стойкое ощущение, что медальон стал чуть-чуть легче. Я шагнула ещё раз, а потом ещё и ещё, чтобы на опыте проверить свою теорию. Так и было!