Изобретатель

– Женщина – это самая прекрасная из всех божьих тварей, существующих в природе!

– Да уж, та ещё тварь! – без задней мысли согласился Ромашкин и тут же задумчиво поведал. – Кстати, мы с Леной… подумали… В общем, она… хочет за меня замуж.

Глаза изобретателя округлились.

– А ты? – спросил он сквозь нарастающую улыбку.

– Она неплохо научилась готовить, – промямлил Миша, пожимая плечами. – И гладить мои брюки… Да дело и не в том… Бим к ней привязался… очень…

– Ну, ты и шутник! – расхохотался Прохор

– Чувство юмора мне никогда не изменяло… в отличие от жены, тёщи и собаки, – подтвердил будущий муж бывшей продавщицы.

– И как же на это смотрят твои холостяцкие убеждения? – подтрунивал Клюев.

– А что? – девушка она симпатичная, не то, что моя бывшая стерва… Вот, кольца золотые купил у местного барыги-туземца. Сам деньги заработал! – гордо заявил бывший бедный колхозник. – Пока вы там по космосу летали, я тут сельским хозяйством занимался.

52

Вечером сын и отец сидели в мягких креслах в апартаментах «бананового магната». Уставшие от космических перелётов, они оба позволили себе «пригубить» по бутылочке кокосовой наливки, заготовленной по особому рецепту самого Петра Даниловича. Разговаривать о науке, наверное, впервые в жизни, им обоим не хотелось.

Разморённый, не просто наливкой, но, вообще, всем земным окружением, Клюев-младший вспоминал проведённое с отцом, то далёкое время, когда он был ещё ребёнком. Вдруг, прервав рассказ о своих детских впечатлениях, изобретатель спросил:

– Папа, почему ты никогда не рассказывал мне о маме?

– Не надо, сын, – умоляюще попросил профессор.

– Я должен знать! – настаивал изобретатель.

С болью в сердце и дрожью в голосе, Пётр Данилович отважился поведать сыну правду о его таинственном происхождении.

– Боюсь, тебя это огорчит… Твоя мать была точной копией одной очень знаменитой актрисы…

– Мэрилин Монро?

– Только не перебивай меня, пожалуйста, раз уж я взялся… Нет, не Монро… Твоя мать была моим первым экспериментом. Сейчас это называется – клон…

– Ты хочешь сказать?..

– Ещё раз прошу, не надо… Я тоже был молод, хотя и талантлив. И, как не банально, по-юношески влюблён в киноактрису. Практически со всех стен коморки, при мастерской моего наставника, у которого я тогда и трудился и ютился, улыбалось своей миловидной улыбкой это сказочное «мимолётное виденье», как говорил один мой знакомый… Да, я не спал ночами, и… однажды, мне явилась сумасшедшая мысль – правда, тогда она показалась не сумасшедшей, а гениальной – я создал точную копию моей любимой актрисы! Она была – один к одному. Вернее, одна к одной. Руки, ноги, лицо, талия, бёдра… И если бы нашёлся человек способный пересчитать все волоски на её теле, уверен, их оказалось бы ровно столько же, сколько на оригинале! Да, сын мой, в молодости я был ещё способнее, чем сейчас. И вот… Она была моей! Как ни странно, мы полюбили друг друга самой настоящей человеческой любовью! Её чувства были настолько глубоки, что я забывал, что передо мной всего лишь на всего искусственно созданное нечто – клон. Да, она была клоном, но она была самым прекрасным человеком!

Расчувствовавшийся профессор смахнул накатившуюся слезу и продолжил исповедь.

– Через год я отвёз её в роддом: ей было пора рожать нашего первенца – тебя. По стечению роковых обстоятельств, в это самое время в автокатастрофе погибла, как я узнал из газеты, та, которая явилась «эскизом» твоей матери. Естественно, за год сладкой семейной жизни я и думать о ней забыл. Глядя на твою мать, я видел перед собой уже не какую-то звезду киноэкрана, а именно свою половинку. Но… Повторяю. Стечение роковых обстоятельств!.. Роды были не трудными, но, что-то не срослось. Родив тебя, она напрочь потеряла память. Как я не бился, ничего не помогало… Однажды, она ушла и больше никогда не возвращалась. Потом пошли слухи, что актриса воскресла. Её опять стали снимать и показывать в самых красивых фильмах. Я-то знал, кто на экране… Мои попытки вернуть её в семью не имели успеха. Она, почему-то, охотнее верила своим фильмам, чем мне – своему мужу с её сыном на руках…

Профессор замолчал.

– И что стало с ней потом? – выдержав паузу, спросил дрогнувшим голосом Прохор.

– Она долго жила со своим мужем – писателем, по роману которого был поставлен лучший фильм, в котором она сыграла главную роль. Говорят, он хороший писатель, я в этом не разбираюсь… Но детей у неё больше не было…

– А сейчас? Моя… мама… жива?

– Не знаю, сын. Увы… С тех пор, как сам биолог Пётр Данилович Клюев для мира умер, я давно ничего не слышал, ни о ней, ни об её муже-писателе. Все фильмы с её участием в прокате старые. В новых кинолентах я её не узнаю.

– Мне бы очень хотелось хотя бы раз её увидеть.

– Ты, конечно, хотел бы увидеть её лично, а не картину, где она играет?

– Да, – подтвердил изобретатель задумчиво, и в его затуманенном мозгу в этот миг созрела интересная мысль, которую он не стал раскрывать отцу.

53

Следующий день ознаменовало красно-праздничным цветом одно совершенно невероятное событие. Не забегая вперёд, следует начать с самого начала.

Прохор, похоже, всё утро провозившийся в отцовской лаборатории, со странной улыбкой на губах отправился на озеро, искупался в чистейшей воде, потом нашёл всё ещё привязанный к пальме «летучий дом» и скрылся за его невидимыми стенами.

В отличие от сына, профессор проспал до полудня и не выходил из своей уютной комнаты ни на завтрак, ни на обед.

Полулёжа в мягком турецком кресле, напротив открытого в цветочный сад окна и попивая какао, Клюев-старший силился прочесть вторую главу якобы научно-фантастического романа нового, но уже очень популярного автора. Зазвонил телефон. Профессор нехотя протянул руку к трубке. Вчерашний поздний разговор с сыном под излишнюю порцию банановой наливки делали своё дело. Фантастически глупая книга, как она не пыталась, не могла увлечь в себя умного, но рассеянного читателя. Профессор уже собирался отложить чтение и просто дремать. Туземец-француз, путая все языки, которым его обучили, кричал в трубку сразу на всех наречиях что-то невнятное.

– Безобразие! – ответил сердито профессор. – Больше меня не беспокоить, ни по какому поводу!

Не прошло и минуты, как дверь в комнату открылась. На пороге оказалась молодая красивая женщина. Ещё секунда и её изящные белые туфли-лодочки, легко врезаясь в волны ковра, поплыли прямо к Петру Даниловичу. На плече женщины висел белый ридикюль из искусственного крокодила. На шее – тоже белый шёлковый шарфик. Одной рукой на ходу она пыталась поправить причёску, другой – волокла большой увесистый чемодан.

– Петя! Петенька! – восклицала она, плаксиво всхлипывая и тут же давясь прорывающимся изнутри радостным смехом. – Это я… Я всё вспомнила. Я вернулась. Петя! Петенька!

Несмотря на тридцать долгих лет разлуки она совсем не постарела и была так же прекрасна как в момент её сотворения. Профессор заплакал.

– Уйди мой сон! Молю тебя, развейся! – простонал он еле слышно неподвижными губами из-под мгновенно обвисших усов.

– Я не сон, – успокоила его актриса. – Я – твоя жена. Я всё вспомнила! Хотя сама не знаю, как нашла дорогу сюда.

Она нежно взяла его сильную жилистую, но омертвевшую руку в свою тёплую хрупкую ладонь и, прислонив к своей щеке, оживила дыханием поцелуя. В глаза «бананового магната» вернулся осмысленный взгляд. Приподнявшись с кресла, он уже собственноручно протянул вторую руку к любимой актрисе и крепко обнял свою жену.

Изобретатель, видевший всю процедуру встречи своих родителей, снял с себя невидимый костюм, положил его обратно в портфель и вышел из «летающего дома», в который залетел минутой раньше. Сердце его уже немного успокоилось. Довольный собой он направился к горе, в которой размещался дворец «бананового магната». Ему тоже натерпелось встретиться со своей матерью.