Гробовщик. Дилогия

– Огонька не найдётся?

Бек, тоже утративший речь, молча, щёлкнул зажигалкой. Незнакомец склонился над мерцающим огоньком, прикурил сигарету.

– Кому сидим? – спросил он, выпуская облако дыма.

Ему никто не ответил. Все оторопело пялились на призрака.

Толстяк прищурился, ещё раз осматривая собравшихся, плюнул под ноги:

– Немые что ли?

Рассмеявшись одному ему понятной шутке, он подошёл к «Карману», хлопнул по нему ладонью с толстыми пальцами и – раз! – втянулся в него.

– Что это было? – спросил Бек после паузы.

– Помнишь, Болотный Доктор о призраках рассказывал, которые ему колбы били? – напомнил Пыж.

– Знаете, кто это был? – хрипло спросил Баркас.

И, когда все на него посмотрели, продолжил:

– Киров. Я его пару раз видел.

Бек почесал в затылке:

– Я, кажется, начинаю понимать Кораблёва…

Они снова помолчали.

Пыж подумал, что они, как дети, ждут чуда. И ведь знают уже, что чудес не бывает, и все‑таки ждут. Вот придёт дед Мороз и принесёт подарки, вот придёт волшебник и подарит волшебную палочку или цветик‑семицветик, вот придёт Монолит и тогда… И что?

Что тогда?

– Я однажды был на море, – вдруг стал рассказывать Баркас. – Лет восемь мне тогда было, или что‑то около этого. Отцу дали путёвку на двоих в санаторий в Сочи. Самолёт рано утром приземлился, только светало. В санатории ещё все спали. Двери закрыты. Ни заселиться, ни вещи оставить. Запихали всё в автоматическую камеру хранения. И отец вдруг говорит: «Пойдём пока на море посмотрим!» Там недалеко было. Но как‑то так получалось, что до последнего момента, дома вид закрывали. А потом раз – и мы у самой полосы прибоя.

Я как море увидел, так сразу и расплакался. Отец тогда ещё подумал, что я от усталости капризничаю. А я плакал, потому что через двадцать один день нам придётся уезжать обратно – под Хабаровск.

– Это ты всё к чему рассказываешь? – спросил Бек.

– К тому, что приключение наше подошло к концу. И скоро нам придётся возвращаться туда, откуда пришли. И снова ты станешь насильником. Он, – Баркас кивнул на Пыжа. – Предателем. А я – убийцей.

Снова помолчали.

– А, может, не станем? – спросил Пыж, посмотрел на Бека, на Баркаса, но, ни тот, ни другой ему не ответили.

Он с кряхтением поднялся на ноги, подошёл к «Карману», решительно потянулся за «бегунком».

– А я, всё‑таки схожу, – заявил он, не оборачиваясь.

– Ну и дурак, – сказал Бек. – Гробовщику сейчас врач нужен, а не такой комбикорм, как ты. Ну, вот найдёшь ты его, а у него ноги и спина Чёрным Выбросом изувечены. Чем ты ему поможешь? Посочувствуешь? В гробу он твоё сочувствие видал. Вот если бы не ты, а Болотный Доктор… Только как его сюда доставить?

– Ну почему сразу Болотный Доктор? – сказал Пыж. – Может, и я на что сгожусь? Вот ты дашь мне свою «горошину», я ей Гробовщика и вылечу.

Последнюю фразу он сказал, глядя Беку прямо в глаза.

– Ещё чего! – возмутился Бек. – Да и не поможет она. Точнее – поможет, но…

– Если такая же безнадёжный рак за три дня лечит, – сказал Пыж. – То раны на ногах и спине для неё – дело нескольких часов, а‑то и – минут!

– Не дам, – сказал Бек. – Это мне на чайхану.

– На похороны это тебе, а не на чайхану, – не отставал от него Пыж. – Сам же говорил: по плечи руки оторвут!

– Я лучше Алесе эту «горошину» отдам, – выпалил Бек.

– Ты уверен, что ей сейчас нужно омоложение? – подал голос Баркас, который отсел от Зины и курил в сторону, чтобы дым не попадал на девочку. А та сидела, обхватив руками колени, думала о чём‑то.

– И этот туда же! – возмутился Бек. – Что, тоже считаешь, что я должен отдать «горошину» какому‑то Гробовщику, которого я и в глаза не видел?

– Ты никому ничего не должен, – пожал плечами Баркас. – Но вот в том, что твоё чудо‑снадобье поможет Алесе, я лично сильно сомневаюсь.

Пыж требовательно протянул ладонь Беку.

Тот поколебался ещё, немного, потом плюнул под ноги, и достал из кармана, то, что гусеница из Паучьего леса обозвала «откаткой».

– На – подавись!

Пыж ловко поймал, брошенную ему «горошину», довольно улыбнулся.

– Я всегда знал, Бек, что ты не жмот.

– Иди уже, – махнул на него рукой Бек. – Лечи своего Гробовщика, да вытаскивай его на Божий свет.

Он перевёл взгляд на Баркаса и спросил:

– Сколько времени осталось?

Тот глянул на свой ПДА.

– Ещё сорок пять минут.

– Успею, – сказал Пыж.

– Да уж – не опаздывай, – сказал ему Бек. – Дай ему «горошину» и тащи, какой есть, наружу. Тут долечится.

Пыж снова потянулся к «бегунку» и снова не закончив движение, обернулся.

– Может и ты со мной? – спросил он у Бека.

Бек отрицательно помотал головой. Ему ни на секунду не хотелось оставлять Алесю без присмотра.

– Иди уже! – рявкнул он.

И Пыж пошёл.

38. Исповедник

Полумрак во все стороны. Приглушённый свет где‑то впереди, недалеко. Пыж сощурился, пытаясь рассмотреть его источник, но что‑то мешало. Воздух будто бы дрожал и извивался, как в жару над разогретым асфальтом. Рядом и вокруг какие‑то тени, приглушенные звуки, похожие на голоса.

Он двинулся вперёд и тут же рядом кто‑то прозвучало:

– Э, куда? Тут очередь, если ты не заметил!

На что другой «звук» ему ответил:

– Ты что, придурок! Посмотри на него!

– Опа! А этого как сюда занесло?

Пыж попытался рассмотреть говоривших, но никого рядом не заметил.

Он оглянулся. Дыра, через которую он сюда попал, никуда не делась. Висела в воздухе, за спиной. Сквозь неё, как сквозь матовое стекло, виднелся этаж, откуда он сюда попал, застывшие, как на стоп‑кадре, фигуры Баркаса и его мелкой…

Пыж задумался: «А в самом деле, кто Зина Баркасу? По возрасту, она ему в дочери годится. Но уж больно этот человек не похож на отца. Да и ведёт себя он больше, как старший брат, чем папаша…»

Размышляя, Пыж продвигался в сторону света. С каждым шагом видимость всё прояснялась. Наконец, он рассмотрел массивный стол и зажжённую керосиновую лампу на нём. А рядом в потёртом кожаном кресле, откинувшись, сидел человек, одетый в выцветшую гимнастёрку, штаны, стоптанные сапоги, подпоясанный ремнём. Лицо человека было исполосовано шрамами, на шее виднелся рубец от давнишнего сильного ожога. В руках он держал мятую каску. Сзади, облокотившись на кресло, стоял коротко стриженный седой мужик в такой же старой военной форме. На левой его руке, Пыж обратил внимание, не хватало мизинца.

– …ну, и убили мы их, короче. Я очкарика, Брага – хромого. Убили, а «хабар» поделили. Вот и вся история, – услышал Пыж, подходя ближе.

Только теперь он – и как раньше не заметил? – увидел, что перед креслом стоит высокий худой парень с лётчицким шлемом на голове и рюкзаком за плечами. И что‑то у него было с ногами. Пыж никак не мог рассмотреть его ступни.

– Летун, – хрипло сказал человек в кресле. – Ну что тебе от меня надо? Я ведь извинился. Да и не виноват я, что ты тогда в «Колючую лужу» влетел. Под ноги смотреть надо было. И добить меня ты сам попросил…

Парень ничего не отвечал. Он топтался на месте, склонив голову на бок, будто прислушиваясь к чему‑то.

– Ну как?

– Ну как?

– Ну как?… – раздалось из окружающего полумрака.

Названный Летуном расплылся в благостной улыбке.

– Отпустило! – сообщил он и двинулся от кресла, повторяя. – Отпустило.

Темнота поглотила его фигуру, а к креслу скользнула следующая тень.

– Короче, дело было так, – начал невысокий, крепкий дядька со шрамом над бровью. На гимнастёрке, в которую он бы одет, блеснул комсомольский значок. – Бухали мы с Андрюхой Саблиным у Марика в хате. Как раз из второй ходки вернулись, стресс снимали…

– Комар, кто это? – с мукой в голосе спросил человек в кресле.

– Это Антоша Рыбкин, – с готовностью подсказал тот, что стоял за креслом. – Тебя с ним в Колпаки посылали могилы раскапывать, помнишь? Ну, он ещё «спрыгнул», мол, Выброс скоро!