Страница 62 из 74
— А зачем Вы сами явились сюда, если не желаете ничего говорить?
— Да я страстно желаю говорить и как можно больше рассказать, но, увы, для этого необходимо исполнение указанных мной условий. И сейчас своим промедлением Вы отнимаете время у всех. Чем дольше мы тут будем спорить, тем меньше я сообщу, а это менее всего соответствует моим намерениям.
— Так начинайте.
— Могу вам рассказать про школу и про создание ансамбля в нашем классе, могу вам песню спеть, абсолютно уверен, что вы её никогда не слышали. Вам понравится. Так я начинаю.
Полковник вошел в комнату, из которой наблюдалась комната для допросов, и услышал пение. Старший лейтенант сидел, и было видно, что с трудом подавляет распирающий его гнев, а школьник сидел с закрытыми глазами и вдохновенно распевал.
— Хорошо я выслушал твое упражнение в вокале, но может вернёмся к разговору.
— Вам что не понравилось? Ведь отличная песня, жаль, конечно, что нет инструментов: гитары, а лучше рояля и скрипок. А так — акапелла, я наверно отвратительно исполнил. Давайте я вам одно из моих любимых стихотворений почитаю. Тут у меня куда больше талантов и многим нравится, как я декламирую стихи. Вот слушайте, это в переводе Маршака, но если пожелаете — могу и в оригинале, но там сложность, Роберт Бёрнс писал не на том английском.
А парень неплохо держится, надо будет к нему приглядеться внимательнее. Другой бы уже вспылил, отвесил бы затрещину, а этот терпит издевательства школьника, и подавляет гнев. Неужто, Сергей Николаевич был прав, и у школьника не в порядке с головой? Но непохоже, издевается сознательно, и провоцирует взрыв.
Интересно, а чего он добивается? Пришел к нам поиздеваться? Таких отмороженных редко где встретишь, может он один из таких?
А стихотворение он читает действительно очень проникновенно, как из души исходят слова. И выбрал его явно с умыслом и подтекстом.
В это время наступила тишина, и старший лейтенант произнес с металлом в голосе.
— И долго ты еще будешь стихотворения читать.
— Вам опять не понравилось, а меня обычно хвалили. Ну, могу еще прочесть лекцию по последней статье для журнала, она не является секретной, хотя разглашать тоже нежелательно, чтобы сохранить приоритет за нашими учёными. Она по астрономии, и если что — то получить консультацию по содержанию, можно прямо по соседству в здании бывшей церкви этой Второй Гимназии. А остальное я могу сообщить лицу в звании не ниже полковника, всех остальных могут заслать служить, куда Макар телят не гонял.
Похоже, пора прекращать этот цирк. Так можно до бесконечности ждать, когда этот оболтус одумается, и начнет говорить по существу. Надо идти спасать нашего сотрудника, а то держится из последних сил.
Я сидел и наблюдал, как старлей давил злость, и загонял её внутрь. Вот вам и кровавая гэбня с пытками на допросах. Я тут, уже около двадцати минут нарываюсь, а следователь терпит. Кремень-парень. Жалко было бы губить карьеру у такого. А вот если бы попалось дерьмо и начало мордобой, то я бы ему рассказал кое-что, чтобы упекли болезного «во глубину сибирских руд», зэков охранять на самых глухих зонах.
Тут дверь комнаты отворилась, и вошел полковник. Старлей быстро встал, а я остался сидеть, я не при погонах и не обязан вскакивать. Там посмотрим, достоин ли полкан полной откровенности. Но при нем уже можно говорить.
— Товарищ полковник, очень хорошо, что вы зашли, а то я давно прошу этого. Тут у меня еще есть просьба, чтобы в комнате с записывающей аппаратурой никого не было. Ведь по времени известно, на сколько времени бобина. Мы будем делать паузу, пока будут менять плёнку. А записанные надо сразу опечатывать, так как позднее их заберут в Москву.
— Старший лейтенант, вы можете идти, и выполните просьбу молодого человека. Пусть зарядят чистую пленку и проследите, чтобы все вышли.
— И в соседней комнате, в которой вы товарищ полковник слушали наш разговор, тоже пусть никого не будет. Мы должны беседовать вдвоем. Если опасаетесь, то оденьте мне наручники и пристегните к столу, это нисколько не будет мешать говорить. И, пожалуйста, принесите воды или лучше чаю, а то от длительного говорения я охрипну, а говорить я буду очень много.