Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 180

Размотав повязку на руке Давида, бородач еле слышно рассмеялся:

– Ты что, разыгрывать меня вздумал? Или от работы откосить хочешь?

Герой с недоумением повернул голову. Вместо рваной раны на руке выпирал уродливый сизый шрам.

– Как звать-то тебя? – Произнёс незнакомец, заглядывая герою в глаза.

– Давид...

– Жид?

– Я не понимаю...

– Имя у тебя жидовское, да и нос у тебя... больно хитрый. Таких, как ты, хозяева не больно жалуют.

Давид непонимающе молчал. Незнакомец, вдоволь рассмотрев нового соплеменника, поднялся на ноги, потеряв к нему всякий интерес, и принялся тычками и подзатыльниками разгонять от костра людей, освобождая для себя место. У костра поднялся было ропот, но бородач тут же на корню пресёк недовольство, принявшись избивать одного из несогласных. Крики и ругань постепенно стихали, и вместе с ними понемногу исчезали силуэты людей. Герой поймал себя на мысли, что теряет сознание.

 

Сколько времени он провёл без сознания? Час? День? Год? Здесь в сырой, загаженной, забытой Богом яме такого понятия, как время, не существовало. Люди появлялись и пропадали без следа. Сколько сот ни в чём не повинных душ постигла судьба раба? Нарисованная красной краской на покривившейся доске рукой бездушного шутника надпись: "Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate", была прибита ржавыми гвоздями перед воротами темницы.  "Оставьте, входящие сюда, всякую надежду" – гласила надпись, но лишь немногие знали смысл этой дьявольской шутки.

Даже здесь, не видя солнца, без еды и воды, дожидаясь своей очереди, пока наверху люди с оружием вершат твою судьбу, надежда не покинет тебя. Будто ниспосланная кара, она мучит тебя, рисуя в голове картины спасения из лап работорговцев, изо дня в день, заставляя тело двигаться. Но вот наступает день, а может и ночь, и ворота открываются. В темницу входит вооружённый конвой, освещая свой путь мощными фонарями, и уволакивает тебя наверх под безропотное молчание окружающих тебя пленников.

Между узниками ходят легенды, будто пленников осматривают и покупают зажиточные господа, уводя их в свои владения. Там они благополучно служат своим новым хозяевам до глубокой старости. Но если ты не понравишься покупателям, будешь дерзким и упрямым... Что ж, не зря конвоиры поговаривают о том, как разжирела рыба, водящаяся в реке неподалёку.

Некоторые узники так и не смогли смириться со своим статусом. Пытаясь поднять бунт, они подговаривали собратьев по несчастью, но всякий раз надсмотрщики вычисляли зачинщиков, наказывая тех самым жутким образом.  По этой части из конвоиров выделялась фашистка под прозвищем Изверг. Неизвестно, кто дал ей такое прозвище, узники или же сами надсмотрщики, но Изверг в плане пыток была необычайно искусна и изобретательна. Маленького роста, не более полутора метров, и весом в семьдесят килограммов, эта женщина преклонных лет внушала ужас не только узникам, но и своим коллегам.

Особенно она любила пытать молодых девушек, уродуя их лица ножом, или же отрезая уши и носы. Пытки для мужчин у неё были немного примитивнее, и обычно вращались вокруг их половых органов. Нередко она приостанавливала казнь, приказывая залечить раны несчастных, но после принималась за работу с удвоенной силой.

Были средь пленников и такие, которые под гнётом голода и пыток утрачивали всякие человеческие черты. Нападали на товарищей, убивали и пожирали их плоть. Таких существ называли каннибалами и забивали камнями.

Из года в год община рабов горела в адском огне боли, голода и надежды. Время от времени появлявшаяся будто из ниоткуда болезнь выкашивала всех подчистую, и тогда люди обретали долгожданный покой. Тогда работорговцы находили новых жертв, проводя их под надписью "Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate" и всё началось сначала.

 

Упёршись руками в землю, герой попытался подняться на ноги, но острая боль стеганула по ноге, и он с криком завалился набок. Постепенно стоящая вокруг непроглядная тьма уступила место сумеркам, и Давид смог осмотреться, с опозданием поняв, что это не тьма отступала, а скорее его глаза привыкли к сумраку безысходности. Вокруг всё так же бродили ополоумевшие люди, и в десятке метров горел костерок.

Скрипя зубами, герой подполз к костру, у которого сидело несколько человек, включая и бородача.

– Вот что, Давид, ты, я вижу, в себя пришёл, давай-ка я тебе наши порядки разъясню.            – Произнёс бородач, не отводя взгляда от огня. – Лишних вопросов не задавать, с хозяевами не спорить. По нужде подальше отходить. Пайку у соседа не отбирать, самому делиться. Мы крыс не любим...

– Крыс? – Непонимающе повторил герой.

– Да не крыс, а "крыс"! Не дошло? Крыс, которые мохнатые и жирненькие, мы очень любим. Вот только давно всех пожрали... а вот если ты чего притаиться решил... такое не прощается. Понял?

– Понял.

– Главный здесь я. Называй меня Бородой. Так все меня кличут. Связь с хозяевами через меня. Хотя это тебе едва ли поможет... Всё понятно? – Не дожидаясь ответа, Борода замолчал, к чему-то прислушиваясь.