Реальные.

-Да какие могут быть пожелания, - улыбаюсь и встаю, потирая поясницу, - Ох, выжил, и слава богу.

-Этому сейчас должны не вы радоваться, а ваш противник.

-Ну, вы – врач, вам виднее…

 

Я играю. Снова, мать его, притворяюсь, будто ничего не случилось. После того японского задания психологи посоветовали мне не лезть на рожон и не подвергать свою нервную систему риску. Проще говоря – ничего не делать, пока уровень гормонов в крови не наладится, а ответы не станут больше похожи на нормальные. Но я всё равно каждую неделю хожу на осмотр, словно всё ещё в строю. Просто для того, чтобы доказать – я в порядке.

-Вы не в порядке, - снова кивает на результаты врач и тоскливо качает головой, - Мне жаль, но ещё неделю провести в облегчённом режиме вам придётся. Слышал, недавно кто-то попал под пулю, но при этом выжил. Почти шестьдесят мужчине, а спустя сутки уже бегал. Эх, вам бы так.

-Не волнуйтесь, я отлично себя чувствую.

Молчаливо скрестили взгляды. Он что-то помечает в моей карте и выписывает талон на следующую среду. Молчание. Как же я ненавижу подобное молчание. Словно весь мир смотрит мне через плечо.

-Что мне нужно сделать, чтобы получить допуск к боевым заданиям?

-Получить мою подпись и печать в карту, - он разводит руками, - Но, к сожалению, не могу ничего сделать. Вы не способны себя контролировать, так что я против того, чтобы вы брали в руки оружие.

-Но я не беру в руки…

-Тем более, - обрубает он и протягивает мне карту через стол, - Вы – шпион и ваша задача – не уронить честь своей страны. Соединённые Штаты Америки нуждаются в вас и вашем самоконтроле. Будьте упорны и вы достигнете нужных результатов.

Ну, просто огонь.

Я трясу головой. Навязчивый голос в ней затихает. Видимо, отголоски долгого «вживания», так иногда бывает. И я никогда, никогда не говорю об этом врачам. Чтобы не получить клейма «шизофрения», после которого даже ассистентом работать не смогу. С этим как раз на службе строго: психически неуравновешенные личности долго не держатся.

-Вам самому не противно этого говорить?

Он кривит губы.

-А вам не противно пренебрегать безопасностью своей страны? Ваша задача – получить сведения, и не важно – каким путём. Все достижения науки и техники работают на вас, а вы яйца в кулак собрать не можете.

-Вы даже представить себе не можете, как сложна моя работа.

-Вы правы. Не могу. До свидания…

 

Интересно, знает ли он, чем я занимаюсь на самом деле? И что бы сказал, узнай, что десять часов в сутки я провожу в чужих телах, модифицируя их или работая: преподавателем, инженером, курьером? Моя маленькая страсть – играть человека, создавать ему настоящую жизнь, имитировать радость или горе, обманывая всех вокруг. На службе это называется «тренировка сознания» и служит некоторой медитацией. Кто-то создаёт изящное тело и ходит медитировать, кто-то – в женском обличье служит музой художнику, кто-то становится героиновым наркоманом. Каждый лечится тем, что на него действует. И мы никогда никому не говорим об этом. Даже наши ассистенты знают лишь поверхностные данные. Потому что ни один человек в здравом уме и трезвой памяти, не захочет делиться своими ощущениями от того ужаса, что на несколько секунд охватывает после «вживления», когда мозг сопротивляется и отказывается принимать чужие руки. В такие моменты самое страшное – увидеть себя в лицо.

Ведь это чистая, самозабвенная паника.

Мы все странные.

Поднимаю глаза к потолку и представляю себя птицей в небе. Мне так легко, я покоряю бескрайнее синее небо и свободно перемещаюсь по миру. Ни одна клетка не в силах сдержать мою волю. Я – птица, у меня белоснежные перья и острый клюв, несущий смерть всем, кого я посчитаю добычей. Я могу отразить любую атаку и никого не боюсь. Медитационные фразы пытаются охватить сознание, гася нервное напряжение, я свожу руки на груди и закрываю глаза. Если представить, что лечу, получится.

Должно получиться.

Должно сработать.

Не работает.

Когда это вообще в последний раз работало? Ты, да, ты, там, в голове! Когда ты в последний раз нормально отдыхал? Может, плюнем на всё и возьмём отпуск? Я был бы не против прогуляться по пляжу, по щиколотку утопая в песке… И голубая волна набегает… Так здорово…

Я схожу с ума и мне срочно нужен отпуск. Даже внутренний голос со мной согласен…

 

Я стою на берегу и смотрю в теряющуюся в тумане даль, где сходятся, соединяясь в вечном танце, небо и земля. И плевать, что с погодой не повезло, что ледяной ветер выдувает меня из куртки и что вот-вот начнётся мерзкий мелкий дождь, сейчас уже редкими каплями падающий мне на не скрытый капюшоном воротник. Это приятно холодит и даже, кажется, помогает прийти в себя. Совсем немного, но этого хватает, чтобы понять, насколько сильно я боюсь потеряться в вечном калейдоскопе сменяющихся тел.

Вот моя рука. Моя рука. Я чувствую её, вижу, я с ней родился и вырос. И, сколько бы рук я ни увидел, всегда узнаю свою. Просто потому что.

Дождь льёт всё сильнее, поэтому я накрываю голову капюшоном и направляюсь к ближайшему кафе. Наверно, я единственный турист, который решил выбраться на побережье в подобную погоду. Так что там не должно быть много народу.

Так и есть. В полутёмном зале тихо гудит телевизор, перед ним, склонив голову на грудь, в кресле расположился мужчина. Видимо, хозяин. Рядом с ним, за барной стойкой, медленно и вдумчиво протирает стаканы бармен. Захожу, стряхивая с куртки тяжёлые капли, сажусь за столик, почти машинально смотрю на часы. У меня ещё почти сорок минут до автобуса, есть время попить кофе и поесть пирога. Интересно, тут готовят пирог?