Возвращение домой

День клонился к закату, когда раздался телефонный звонок. Ничего странного в этом не было, мама держала одну из двух гостиниц в поселке, однако после приветствия и секундной тишины она позвала меня. Глаза Лукаса испуганно округлились, ложка, которой он только что с довольным видом черпал варенье, звякнула о тарелку. Я коснулась его плеча и вышла в холл, старательно сохраняя равнодушное выражение. Ладони вспотели, пришлось незаметно вытереть об одежду.

– Слушаю.

– Где тебя носит? – недовольно рыкнула трубка. – Немедленно ко мне!

Гудки. Я посмотрела на телефон недоуменно, колеблясь между облегчением и злостью. Мать посмотрела со значением.

- Ты ведешь себя неразумно, - укорила она.

Я оставила без внимания ее заявление и вернулась на кухню. Успокоила Лукаса, покачав головой. Он громко отхлебнул чай. Maman поморщилась, ребенок весь сжался. Я вздохнула. Как объяснить, что соответствовать завышенным требованиям моей матери невозможно физически?

В сумерках выскользнула на улицу. Поселок словно вымер: ни круглосуточных продуктовых лавок, ни шумных торговых центров, зато фонари вдоль дороги исправно светят. Я держалась темной половины тротуара, чтобы не привлекать внимание одинокой прогулкой в неурочное время. Расстояние до окраины преодолела довольно быстро. Марк не запер дверь, так что я тихо вошла, сняла обувь и щелкнула, было, свет, но сразу выключила. У него не было как таковой прихожей, гость сразу попадал в просторную гостиную. Шторы на панорамных окнах не задвинули, а я не хотела оказаться на виду у любого случайного прохожего.

Марк спускался по лестнице. Судя по влажным следам на майке и полотенцу на шее, он тренировался. На меня глянул злобно.

– Ты опоздала, - процедил сквозь зубы.

Я отбрила претензию, маскируя страх наглостью:

– Мы не условились о времени.

Мужчина шагнул ближе.

– Я говорю, ты подчиняешься, – сказал жестко. – Еще раз ослушаешься, вылетишь вон.

– Шантаж, – протянула я. – В чем твоя проблема, Маркус? Девушки не дают добровольно?

О вылетевших словах пожалела моментально, ругая себя за детские подначки. Что со мной такое? За пятнадцать лет я должна была повзрослеть, но в присутствии Марка вела себя как девчонка. Его соседство оказывало губительный эффект, возвращая во времена нашей юности, когда от него зависело не столь многое, а я отвечала только за себя.

Марк выбросил руку вперед, сгреб ткань на моей груди и подтянул. Поднялась на цыпочки.

– Не понимаешь по-хорошему? – неприятно ухмыльнулся он. – Сделаем по-моему.

Прозвучало угрожающе. Пока я боролась с нежеланием лебезить перед самовлюбленным мужланом, он затащил меня в одну из комнат – двигаться в таком положении было очень неудобно – и толкнул. Неловко взмахнув руками, я упала спиной на что-то мягкое. От звучного хлопка зажглись вычурные напольные светильники красного цвета. Я затаилась, изучая обстановку.

– Нравится? – обманчиво мягко уточнил Марк.

Если он хотел произвести впечатление, удалось. Обстановку комнату составляли знатная по размеру кровать, на которую я приземлилась, и стенды с тематическими атрибутами. Надежда на старую добрую миссионерскую позу таяла. Откуда только берется эта тяга к извращениям? Жажда самоутвердиться? Может, мне тоже попробовать постегать кого-то плеткой?

– Нравится? – требовательно повторил он. – К концу месяца у тебя появятся любимые игрушки. И нелюбимые.

Я сгруппировалась, пряча иронично-горькое выражение лица от внимательного взгляда.

– Любишь причинять боль? – в голос закралась издевка. – Чувствуешь себя мужественнее?

– Раздевайся, – скомандовал он, играя желваками.

Вжикнула молния. За курткой последовала футболка и штаны с трусиками. Бюстгальтер я давно не носила, благо грудь позволяла (а возиться с застежками мне никогда не нравилось, я так и не научилась вслепую попадать крючками в цель). Перекинула волосы за спину, выпрямилась. Во взгляде, скользящем по моему телу, мелькнуло одобрение, но Марк нивелировал секундное самодовольство снисходительным:

– Страдаешь анорексией?

– Сижу на диете, – брякнула я обиженно.

Может, жировой прослойки мне не хватало, ребра и тазовые косточки выделялись слишком сильно, зато попа и сиськи не потеряли приятной округлости, а мышцы – тонуса. Конечно, на фоне Марка я потеряюсь, но природа и создала женщин обратным треугольником.

Он бесцеремонно накрыл мою грудь ладонью.

– Мне они помнились другими, – предъявил претензию.

Я возмущенно запыхтела.

Марк основательно помял одно из немногих моих достоинств, проверяя упругость, взвесил. Я уперла руки в бока, подбрасывая дровишек в костер раздражения, чтобы не зацикливаться на унизительности происходящего.

– Ты рожала сама? – уточнил он вдруг, спускаясь к животу.