Страница 4 из 99
“Наберу только побольше воздуха в грудь. Он такой сладкий этот воздух. Такой сладкий. Так ведь здорово жить..”
- Люблю, - спокойно проговорил он, вовсе не пытаясь лгать. Вот только эти слова, подобны яду. Попадая в кровь, он душит, убивает, уничтожает.
Арина Домрачева поверила, что нашла противоядие. Поверила, что спаслось. Оказалось, он давно засел в ней. И как не пытайся стереть воспоминания, вычеркнуть время, проведенное вместе, он все равно в ней.
- Нет, не любишь. – тихо прошептала, потянув пистолет. Разглядывая его, пыталась найти хоть что-то притягательное в этой дьявольской красоте. Не успел бывший сделать новый шаг, как она громко рявкнула: - Стоять.
В руках блеснул ствол. Удивительно, но тот даже не дрожал в ее руках, столь сильной была хватка. Тело давно свыклось с мыслью.
Мужчина смотрел, не мигая. Дуло пистолета было направлено аккурат в его грудь. Нет, он не боялся. Дьявол не испытывает страх, он бессмертен. Сейчас, он скорее предвкушает скорую развязку.
- Когда любят – не пытаются сломать. Когда любят, стараются сделать счастливыми. А ты….Ты меня сломал. – Арина не чувствовала слезы, что предательски выдавали ее, орошая лицо. Не чувствовала боли, сердце давно уже умерло.
- Откуда тебе знать?
- Я просто полюбила.
- Уничтожу. Его. - угроза не срабатывает. Девушка отрицательно махнула головой.
- Не сможешь.
- Сомневаешься во мне?
- Нет. Просто впервые в жизни я прошу тебя оставить всех их в покое…- голос окончательно срывается. - Они ведь не виноваты в том, что ты такой, что я такая. – лицо собеседника перекосило от едва сдерживаемой злости. - Прости меня! Прости за то, что не смогла принять твою извращенную любовь. Прости, что убежала. Попытайся.. жить дальше…правильно… не упиваясь чужой болью. Не получая удовольствия от нее. Это слишком…слишком больно, когда тебя ломают…Болит же не тело, болит …душа…
Одно резкое, не лишенное решительности движение. Ствол. Висок. И впервые Арина увидела расширившиеся от страха глаза бывшего супруга. Улыбнулась, и выдохнула.
“Вот она свобода. Как сладок ее вкус.”
Оглушающий звук, сродни взрыву бомбы. Затем последовала боль. Непроглядная, но такая блаженная тьма, окутала ее мир.
“Простите и прощайте!”
Глава 1
Пять лет назад
Одна единственная слеза ребенка не стоит всех ценностей земли.
“Я не хотела ничего писать, меня заставили. Вынуждена это уточнить для тех, кому в руки попадут данные строчки, и тому, кто соберётся их прочитать. От начала и до конца. Их будет невеликое множество, ведь прожила я не так много лет, как мне хотелось. Потому, чувствую себя тем самым, несчастным Эдмоном Дантесом, в последствии ставшим широко известным графом Монте-Кристо. Может и я, когда-нибудь выберусь отсюда, и повторю его участь? Стану графиней, а что? Хорошая идея! Смогу им всем утереть нос! Всего добьюсь сама. На зло помешанной на себе матери. Хотя, какая она после всего случившегося мать? Из-за отца, ставшего моральным уродом, который закрыл на все происходящее глаза. На …
Стоп, нужен порядок. Четкость в изложении…
Как же озаглавить сие творение?
Мои мемуары.
Нет.
Нужно детализировать.
“Мемуары Сони Золотаревой.”
А что? Прикольно звучит.
Да, так мне нравится больше.
У меня ведь есть целая пачка бумаги. Небывалая роскошь для здешних мест. Хоть почерк такой мелкий и четкий, напишу я по меньшей мере еще один том Мертвых душ. И сожгу потом, к чертовой матери. Как и всю боль и все обиды, которые не смогла простить и отпустить.
Матушка Матрона говорит, что я должна все-все вспомнить, написать. Скажем так - извлечь урок и жить дальше.
Ведь так, Господи?
В этом месте все говорят, что ты есть. Но я не верю! Ведь если бы ты был, разве позволил, чтобы со мной такое сотворили? Вряд ли! Значит – тебя нет. Но я об этом больше никому не скажу. Вдруг обидятся и выселят меня. А мне сейчас нужно с кем-то говорить, пусть это будет и бумага.
Потому что….
Я опять кричу по ночам. И матушка опять ко мне из-за это приходила. Сидела, и долго на меня смотрела. Она больше не пытается говорить, это бесполезно. Ничего ей не скажу. И все же, я ее понимаю. Стены в кельях тонкие, слышимость хорошая. А еще потолки высокие, и эхо такое, что от моих криков никто по ночам теперь не спит. Уйти я пока от них не могу, мне нужно набраться сил.