Страница 102 из 131
— Ничего, на следующий год обязательно поступишь, — ободрила Кейт девушку.
— Вот уж нет, хватит! – гневно встряла мать, — пойдешь к белошвейкам в обучение, все дело, чем с волшебниками этими якшаться. Тьфу!
Кейт возмутилась.
— Между прочем, я тоже из их числа.
— Оно и видно, — кивнув на обезображенную щеку, ответила женщина.
— Это тут не причем, — вспыхнула Кейт, — я вашего мужа сейчас чем лечу по-вашему? Водой ключевой?
Ссорится не хотелось, но и отстаивать свое мнение она тоже имела право.
Женщина поджала губы.
— Между прочим, все настойки я сама приготовила, а сшивать людям раны, это не менее полезно, чем уметь шить платья.
— Вот видишь мама, не все такие узколобые, как ты! – Запальчиво поддержала новую знакомую Вита.
Мать гневно зыркнула на нее, но ничего не ответила. Не время спорить, когда муж чуть к праотцам не отправился.
Кейт обезболила очередным раствором рану, и вытащив из серебряной коробочки специальную иглу, похожую на крюк, вдела в нее шелковую эльфийскую нить, принялась накладывать швы. Нить была дорогая, из настоящего эльфийского шелка! Только такая не загноиться, если ее кусочек останется в тканях, а рассосется сама.
— Девочки, не ссорьтесь, — устало вмешался отец, косо поглядывая на страшное приспособление, шипя больше от страха, чем от боли. Видимо подобные перепалки, он слышал не впервые, и они ему страсть, как надоели.
— Тонад, я знаю, что ты всегда на ее стороне, — проворчала Жуула, отирая его лицо от запекшейся крови и грязи — Надо было рожать пацана, говорят, они больше матерей любят — наигранно устало добавила она.
— Жу, я тоже тебя очень люблю. Он поймал ее руку и поцеловал в раскрытую ладонь. Она вновь расплакалась, только теперь от облегчения и радости.
Кейт поняла, что стала лишней, тем более, что все было закончено. Торопливо собрала бутылочки с лекарствами, отошла к костру.
Девчонка как собачонка пошла за ней. Кейт поняла для чего. Расспрашивать. Почему-то это ее раздражало.
Лина, всё это время сидевшая в сторонке, забеспокоилась. «Куда же запропастился Мэйтон?» Прошло уже должно быть минут сорок, а его все нет. Уж не случилось ли чего? Хотя с чего это она о нем так беспокоится?
Чтобы как-то себя занять, стала помогать Жууле собирать вещи. Дивясь про себя, на что вообще позарились разбойники. В основном, весь их скарб составляла провизия, взятая в дорогу да дочкины наряды.
Благодарно принимая помощь незнакомки, женщина аккуратно начала выспрашивать ее о друзьях.
— Вы сестры, да?
— Родные, — кивнула Лина.
— А вы тоже волшебница?
Лина отрицательно покачала головой. Врать не хотелось.
— Я художница. У живописца учусь, — поправилась она. Ведь эта Жуула, да и все остальные вряд ли поймут слово «дизайн».
— О! — удивилась женщина, — а разве девушкам можно?
Лина смешалась. Может в этом мире такое занятие для девушек слишком вульгарно? Или не принято? Может, надо было соврать и сказать что-нибудь тривиальное, например, та же белошвейка вполне подошла бы. Вечно она со своей честностью влипает.
— А что в этом такого? Почему мужчинам можно, а нам нет? – решила спорить до конца.
— Да ничего, передёрнула плечами женщина, — Просто жить-то как дальше будешь? Картинками своими много заработаешь? А детки пойдут, вообще время на это не будет, — словно воспитывая собственную дочь, нравоучительно доказывала она.
Лина привыкла. Видать, этот мир, от ее мира, ничем не отличался.
— Я все равно больше ничего не умею, да и не знаешь, что в жизни действительно может пригодиться, — дипломатично ответила она.
— Вот именно! — Женщина многозначительно вздохнула и махнув рукой полезла в короб за едой, а то, что короб с едой, Лина учуяла еще издалека. Вынужденный пост обострил в ней все чувства, и особенно обоняние.
— Есть то хотите, небось? – весело спросила хозяйка.
— Было бы неплохо, хором ответили от костра три голоса во главе с воскресшим мужем, которого дочь уже усадила поближе к огню, и помогала надеть сапог.
Лина тоже кивнула, украдкой сглотнув слюну.
«Где же Мэйтон?».
— А где ж дружок ваш? – тоже видимо вспомнив про великана, спохватилась Жуула, тревожно оглядывая темные деревья, обступившие полянку.
«Дружок» стоял за деревом не далеко от костра, как раз, там, где узкий круг света тонул во мраке. Выходить не хотелось. Тем более изображать скорбного умом не хотелось еще больше.