Страница 113 из 123
Пока мы ехали, стемнело. Голые кусты у парадной громоздились неопрятной темной кучей. И мне снова показалось, что там кто-то стоит. Костя шел впереди, Никита чуть отстал, оглядываясь на меня.
- Иду, - прошептала я пересохшими губами, зная, – точно зная! – сейчас произойдет что-то ужасное, непоправимое.
Костя подошел к двери и остановился, нашаривая в кармане сумки ключи. Черная тень метнулась от кустов к нему. Я стояла, задохнувшись от ужаса, не в силах крикнуть или просто пошевелиться. Все произошло в долю секунды – так мне показалось. И одновременно я словно смотрела кадры, снятые замедленной съемкой.
Коротко вскрикнув, Костя упал. Никита пытался его подхватить, но не успел: в свете тусклой лампочки под козырьком что-то коротко блеснуло, и он, прижимая руки к груди нелепо-театральным жестом, тяжело осел на грязный асфальт рядом с Костей.
Держа в руке нож, показавшийся огромным, как тесак голливудского маньяка, убийца медленно шел по дорожке ко мне. Надо было закричать, убежать, но я стояла, словно превратилась в соляной столб – как жена Лота. Он остановился и посмотрел мне прямо в глаза. Я узнала его.
«Ну чо, смертнички, полетели?»
Генпетрович смотрел на меня совершенно безумным взглядом. Воспаленные глаза в опухших веках, морщины, похожие на русла пересохших ручьев, неряшливая седая щетина…
- Она повесилась… через два дня… Верочка моя, - его голос был похож на шелест опавших листьев, губы шевелились с трудом, словно из последних сил. – Через два дня. В лесу. Я искал вас. Долго искал. Нашел. Нашел… Чо ж вы… археологи?
Что я могла ему ответить? Перед глазами все плыло, по спине стекали ледяные струйки пота. Я смотрела на нож в его руке, нож, на котором темнела кровь Кости и Никиты, и понимала, что жить осталось считанные секунды. И это ни капли не пугало. Наоборот – я как будто ждала того момента, когда наконец избавлюсь от всего, что еще связывало меня с жизнью. От тела, которое превратилось в ненужную, опостылевшую оболочку.
- Ну же! – прошептала я. – Ну!..
Генпетрович посмотрел на меня то ли с жалостью, то ли с недоумением.
- Эх, девка… - вздохнул он и сделал шаг ко мне.
Я зажмурилась. Сейчас, сейчас. Сначала будет острая боль, вспышка боли, а потом станет легче. И все уйдет.
Сердце грохотало, заглушая все звуки внешнего мира, – наверно, поэтому я и не услышала, как Генпетрович бросил нож на асфальт и ушел. Когда, устав ждать, я приоткрыла глаза, рядом никого не было.
Часто хватая воздух ртом, я нашарила в кармане телефон и позвонила в скорую. «Ждите, бригада выезжает, - сказал равнодушный женский голос. – В полицию сообщим, можете не звонить».
«Помогите, хоть кто-нибудь!» - беспомощно прошептала я, оглядываясь по сторонам. Но вокруг словно все вымерло. Новогодние праздники. Ранний вечер. Люди должны гулять, идти в гости – куда же все делись?
Костя и Никита лежали рядом, их кровь слилась в огромную лужу. Меня замутило, перед глазами снова все поплыло. Я опустилась на колени. Они были живы. Еще живы. И я разрешила себе увидеть все. И поняла, что никакая скорая, даже если появится через пять минут, не поможет. И даже я – не смогу.
«Нам нужно время», - сказал Костя, когда я отказалась помочь Линке. Я могла его дать. Месяц, год, несколько лет. Время, чтобы закончить какие-то дела, чтобы подготовиться к неизбежному. Чтобы попрощаться. Я и сейчас могла дать время. Но только одному из них – убив другого.
Взять жизненную силу одного из них и отдать другому. Да, мы останемся связанными, и тот, кто выживет, все равно скоро умрет – фактически я убью и его тоже. Но не сразу. И я должна была выбрать, кто из них умрет сейчас – мой брат-близнец или любимый мужчина. У этой задачи не было оптимального решения. Я знала, что они все равно умрут. Оба. Но я могла выбрать, кто из них проживет немного дольше.
Сможешь ли ты убить одного из них, чтобы спасти другого, зная, что и тот, другой, тоже умрет – и ты будешь в этом виновата?
Сможешь ли ты сделать выбор: дать умереть обоим сейчас или спасти одного из них?
Сможешь ли ты сделать выбор: кому из них умереть сейчас?
Вспышка: мама, папа, бабушка, дядя Паша, мы с Костей рядом, держимся за руки – наш седьмой день рождения. Гости, накрытый стол, торт, цветы. Короткий миг ничем не замутненного счастья.
Вспышка: мы с Никитой поднимаемся по лестнице. Его родителей нет дома. И мы оба знаем, что сейчас произойдет. Первый раз. «Мы всегда будем вместе, да?»
Как я буду жить, зная, что могла спасти кого-то из них, – пусть ненадолго! – но не сделала этого?
Как я буду жить, зная, что выбрала, кому из них жить, - пусть недолго! - а кому умереть?