Страница 109 из 123
- А, это ты, - сказал он абсолютно лишенным интонаций механическим голосом.
Я подошла к кровати и встала в ногах, разглядывая дырочку на пододеяльнике – лишь бы не смотреть на Линкино лицо.
- Когда? – спросила я.
- Час назад. Все было хорошо. Ты же знаешь, она в последние дни себя неплохо чувствовала. Лекарства, наверно. Ела даже понемногу. И врач сказал, если не будет ухудшения до кесарева, то есть шанс, - Костя продолжал говорить все тем же безжизненным голосом, короткими рублеными фразами. – И сегодня все нормально с утра. Рассказывала свой сон. Что-то про море. Она ведь никогда не была на море. И вдруг… На полуслове. Просто замолчала. Я позвал… Но уже все… Вот так, сразу…
Он заплакал. Или зарыдал – как сказать, если боль громко рвется изнутри, а слез нет?
Я подошла, обняла его – как в детстве, когда мы бурно ссорились, а потом мирились, обнимались и обещали, что больше ни за что…
- А еще говорили про Новый год, - Костя с трудом перевел дыхание. – Как будем отмечать.
До Нового года оставалось всего три дня. Врачи сказали, что домой Линку отпустить не смогут, и мы решили отпраздновать вчетвером прямо у нее в палате – тем более, Кате разрешили уехать. На подоконнике уже стояла маленькая наряженная елочка, по стенам мы с Костей развесили гирлянды, мишуру, на стекла наклеили мылом бумажные снежинки. А теперь… Какой теперь праздник.
- Я слышала, врач говорил в коридоре, что ничего не понимает, - сказала я. – Они все ничего не понимают. Уверены были, что у нее еще как минимум полгода.
- Полгода… - повторил Костя. – Те самые чертовы полгода. Мы с ней об этом говорили. Но думали, что это будет потом. Не сейчас. Не вот так – сразу.
Мы с Никитой тоже это обсуждали. Почему мы все решили, что, не будь договора с дьяволом, рак появился бы у Линки на полгода позже? Или что она могла бы протянуть не те обещанные врачами месяцы, а больше?
В палату заглянул молодой мордатый санитар в несвежем халате.
- Ну что, - спросил он, доверительно понизив голос, - можно забирать?
Костя молча кивнул, встал и попятился от кровати, не отводя глаз от Линкиного лица.
- Украшения снимите, - попросил санитар.
Костя осторожно снял с Линкиной шеи цепочку с крестиком, вынул из ушей серьги, последним медленно снял с пальца обручальное кольцо. Подумал секунду и так же медленно надел себе на мизинец. Санитар откинул одеяло, легко поднял тело и перенес на каталку. Аккуратно сложил руки Линки на груди и накрыл ее снятой с кровати простыней. Хотел что-то сказать, но покосился на Костю и промолчал – просто развернул каталку и вывез в коридор.
- Вот и все, - сказал Костя. – Вот и все…
Я снова хотела обнять его, но он отстранил меня, достал из-под кровати синюю дорожную сумку и принялся аккуратно и методично укладывать Линкины вещи.
- Зря ты ее послушалась, - сказал он, глядя в сторону. – Зря. Она бы хоть родить успела. А теперь у меня ничего не осталось. Никого…
Я поняла, что разубедить его не смогу никогда. Линкина смерть всегда будет стоять между нами. Еще одна шутка дьявола…
Мы хоронили ее тридцать первого декабря. Город захлебывался в праздничной лихорадке, но все это осталось где-то далеко. В параллельной вселенной. А здесь было тихо и сумрачно, низкое небо давило на плечи, пригибало к промерзлой заснеженной земле.
Автобус осторожно вскарабкался на горушку. В Песочном была своя церковь, но мы решили привезти Линку в Шувалово. Пусть уж ее отпоют там, где она будет лежать. Косте пришлось потратить немало нервов и денег, чтобы добиться разрешения официально подхоронить урну в наши семейные могилы. Ведь никому из тех, кто уже упокоился там, она не приходилась близкой родственницей. Невестка? Ну что вы, какое же это родство, вот если бы вы, молодой человек, умерли первым… И все же деньги смогли превратить Линку в полноправного члена нашей семьи.
- Зачем они мне теперь, деньги эти? – махнул рукой Костя, когда мы с Никитой пришли в ужас от озвученной суммы. – Мне теперь вообще ничего не надо.
Были еще сомнения по поводу отпевания. В самом деле – отпевать человека, заключившего сделку с дьяволом?!
- Бог разберется, - сказал Костя. Как припечатал. Да-да, тот самый Костя, который кривился и фыркал каждый раз, когда речь заходила о церкви.
Я то и дело сталкивалась с его тяжелым взглядом и просто не посмела возражать. Да и могла ли? Может быть, это и формальность, но… Я не забыла Линкины слова о том, что все верят в бога. И о ее сожалении, что все случилось именно так. Наверно, Костя был прав. Если богу не все равно, он действительно знает, что у кого в душе. Ну а если дьявол не врал… тогда тем более – какая разница?