Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 104 из 123

На ватных ногах я добралась до дивана, свернулась клубочком и лежала, пока не пришел Никита. Он удивился, но расспрашивать не стал, только заставил поесть. Кое-как затолкав в себя вчерашнее тушеное мясо с картошкой, я снова отправилась на диван. Никита, с минуту постояв в дверях гостиной и посмотрев на меня, вернулся на кухню, помыл посуду и ушел в кабинет.

Это была первая ночь, которую мы провели врозь: он в спальне, а я на диване в гостиной. Пару дней назад я только обрадовалась бы, а теперь меня мучила какая-то липкая, вялая то ли обида, то ли досада, похожая на сырость, сочащуюся по стенке погреба.

Я окончательно перестала понимать, чего хочу. Меня словно разрывало в лоскуты – медленно и тягуче. Единственное, что я сознавала четко, – то, что слияние с Царицей ночи, к которому я так стремилась последние месяцы, означает для меня гибель. Но и мысль, что я должна отказаться от уже почти ставшего моим, была просто невыносимой.

На следующее утро я сползла с дивана – невыспавшаяся, разбитая, словно всю ночь грузила уголь. Обойдя мамин шифоньер и отвернувшись от него, осторожно подошла к зеркалу в прихожей. Оно отразило мою измученную физиономию с темными кругами под глазами. Я стояла и разглядывала себя и вдруг вздрогнула. Царица ночи появилась неожиданно. Если раньше я видела ее вместо своего отражения, то теперь она стояла в глубине зеркальной прихожей, за спиной растрепанной фигуры в ночной рубашке.

Я резко обернулась, но в реальной прихожей никого не было. В зеркале Царица ночи спокойно улыбалась, издали глядя мне в глаза, и даже не пыталась приблизиться. И в ванной, и в шкафу - теперь она ждала меня во всех зеркалах. Нас было трое: я, мое обычное отражение – и она.





Если раньше я хоть как-то пыталась понять дьявольскую логику, то теперь бросила это бессмысленное занятие. Потому что это была логика совсем другая, нечеловеческая, абсурд, иррациональность. Добивался ли он от меня чего-то или мстил за строптивость – ведь я же осмелилась наброситься на него с воплями. Может, он просто изощренно мучил меня? Может, это и есть ад – это, а не пыльная травяная безвременность, морок которой он подсунул мне в коме?

Петь – это стало запредельной навязчивой идеей. Сколько раз уже меня выкручивало и ломало, сколько раз казалось, что хуже быть не может. Оказалось, я ошибалась. Это напоминало бородатый анекдот про оптимиста и пессимиста. Пессимист говорит: ну, хуже уже не бывает. А оптимист радостно: нет, бывает, бывает.

Эта яркая картинка: я на сцене – все время стояла перед глазами. В голове без конца пел мой голос – так прекрасно, как просто не бывает. Тело хотело только одного: вдох, мгновенное напряжение глубоких мышц живота, диафрагма поднимается, связки свободно дрожат, резонаторы ловят чуть слышные колебания и превращают их в мощный звук, омывающий, ласкающий, заставляющий отзываться каждую клеточку.

Откуда я все это знала – ведь я же не училась музыке и пению? Да оттуда же, откуда все – без исключения! – оперные арии и романсы.