Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 341

«Нет, я не могу сейчас уехать обратно домой, я должна быть здесь!» — хотела было сказать Иннин и осеклась, вспомнив, что «в половине описанных случаев развитие болезни приводило к смерти больного в течение нескольких месяцев от момента проявления первых симптомов».

Она останется в столице, а Хайнэ в это время умрёт в Арне.

Они никогда не были дружны с братом, постоянно осыпали друг друга насмешками, воевали, но сейчас от этой мысли всё внутри как будто перевернулось.

Но если она поедет с Хайнэ, то потеряет возможность стать жрицей!..

— Я… я хотела бы немного подумать, — только и смогла вымолвить Иннин.

Мать кивнула ей, и девочка вышла из залы, придерживаясь за стену.

В голове всё перепуталось, картинка перед глазами тоже расплывалась.

С самого раннего детства Иннин привыкла добиваться своего, и препятствия её не пугали, наоборот, придавали сил, но то, что произошло, казалось совершенно непреодолимой преградой, вставшей на её пути.

Самое забавное, что в прямом смысле это преградой не было, мать ведь не запретила ей остаться в столице, не потребовала возвращаться в Арне вместе с ней и братом.

«Я не нужна Хайнэ, мы с ним всегда ссорились, — попробовала убедить себя Иннин. — Ему будет только лучше, если меня рядом не будет…»

И, вроде бы, так всё и было, но на душе от этих мыслей стало так же тошно, как в те моменты, когда окружающие люди откровенно лицемерили — в угоду условностям или для достижения каких-то своих целей.

Постояв немного в коридоре, Иннин развернулась и пошла в комнату брата.

Там всё было точно так же, как несколько часов назад, только светильники на этот раз были подвешены над всеми углами кровати и в определённом порядке. Пересчитав их количество, Иннин вздрогнула — постель Хайнэ в одночасье превратилась в место, где от тяжелобольного и умирающего отгоняют злых духов. 

«Не может такого быть! Что, если это всё-таки ошибка?..» — снова пронеслось в голове Иннин.

Она вспомнила, как лекарь говорил что-то про звездообразные пятна. Где же они? Брат выглядит, как обычно, если бы он был так тяжело болен, то разве это не было бы заметно?

Дотронувшись до руки Хайнэ, лежавшей поверх одеял, Иннин чуть было не отдёрнула пальцы — таким горячим, почти обжигающим был брат. Поколебавшись, она раскидала в стороны многочисленные покрывала и, нависнув над Хайнэ, потянула в разные стороны полы его длинного шёлкового халата. Белоснежная ткань разошлась, открывая взгляду ещё более светлую кожу бёдер, испещрённую пятнами разных оттенков розового и багрового цветов.

Как будто кто-то пролил на чистый лист рисовой бумаги красноватый сок агуалы.

Значит, это правда.

Иннин хотела укрыть брата обратно, но в этот момент он, открыв глаза,  посмотрел на неё мутным взглядом, и она так и застыла с покрывалом в руках.

За двенадцать лет жизни и брат, и сестра ни разу не проявляли заботу друг о друге, и сделать, точнее, показать это теперь было сложно, почти невыносимо.

Пересилив себя, Иннин грубоватым движением прикрыла брата тканью и застыла, напряжённая, как стрела. Взгляд Хайнэ заскользил по подвешенным над кроватью светильникам.

«Пересчитывает», — поняла Иннин, невольно похолодев.

Каково это — проснуться и обнаружить, что над тобой уже почти что проводят похоронный ритуал?

— Я… пришла попрощаться, — внезапно вырывалось у неё. — Мама увезёт тебя обратно в Арне, а я останусь здесь. Ты ведь всё равно не хочешь, чтобы я ехала с тобой, так?

Хайнэ ничего не ответил.

Иннин вдруг показалось, что изменения в его внешности происходят прямо у неё на глазах: скулы заостряются, щёки бледнеют, глаза западают.

В голове пронеслось: он был таким красивым. Иннин частенько дразнила его этой красотой, но в глубине души гордилась тем, что её брата захотят себе в мужья самые знатные девушки столицы.

И что теперь?

Если слова жрицы — правда, то даже если Хайнэ не умрёт…

 — Я стану жрицей и вылечу тебя. — Иннин сама не ожидала от себя этих слов, но она произнесла их, и её вдруг охватило невозможное облегчение, такое сильное, что из глаз чуть было не хлынули слёзы. — Да, да. Они говорят, что ничего не могут сделать, но я смогу.

Взгляд Хайнэ оставался всё таким же — мутноватым, но осмысленным, и совершенно лишённым каких-либо тёплых эмоций. Иннин даже почудилось в этом взгляде презрение.

— Ты что же, думаешь, что это отговорка? — дрожа, произнесла она. — Чтобы успокоить свою совесть?

Хайнэ, по-прежнему ничего не отвечая, зашевелился. Когда он переворачивался на бок, широкий рукав его халата задрался, и Иннин увидела, что всё его предплечье густо усыпано такими же пятнами, что и бёдра. Вздрогнув, она соскочила с кровати и бросилась к дверям.