Пророк, огонь и роза. Ищущие

— Госпожа приказала мне убираться из страны, — сообщил он. — Но я не знаю, куда мне ехать.

— Я предвидела этот исход, — сухо ответила она. — Поэтому пригласила кое-кого.

Она махнула рукой в сторону, и от стены отделилась тёмная тень, оказавшаяся Сорэ Саньей в небрежно и явно наспех накинутой одежде.

— Прежде всего поздравь меня, дорогой брат, — сказал он, улыбаясь с видом человека, который увидел лучшего друга. — У меня родилась дочка. Я уверен, что ты не знал.

Тон его и фамильярное обращение на «ты» настолько резко контрастировали с прежним отношением, что Хайнэ показалось, будто он видит перед собой другого человека, но он ничем не выдал своего удивления.

— Поздравляю, — сказал он ровно.

Сорэ протянул ему свиток, скреплённый печатью.

— Возьми это, брат.

— Что это?

— Приглашение для господина Хайнэ Саньи посетить Канси Энур, подписанное лично рукой моей матушки, — объяснил Сорэ. — И заодно разрешение пересечь кансийскую границу. Действует, правда, только в одну сторону. То есть, въехать ты сможешь, а выехать — нет, но не думаю, что тебе захочется.

И он гостеприимно улыбнулся, как бы показывая: вот, ты видишь, каким радушным я могу быть на самом деле? И так же наша страна, Канси, не провинция, а страна, тебе там понравится, я обещаю.

Вот что увидел Хайнэ во взгляде Сорэ Саньи, своего давнего недоброжелателя, неожиданно обернувшегося добрым другом, более того, спасителем.

— И когда же, позволь спросить, твоя матушка успела прислать это приглашение? — чуть насмешливо поинтересовался Хайнэ, ничуть не доверяя этому неожиданному преображению.

— Ещё год назад, — пожал плечами Сорэ. — Я приехал сюда с ним.

— И отдаёшь его мне только сейчас?

— Ну да. Я взял на себя смелость подождать, наблюдая за тобой, чтобы иметь возможность вынести окончательный вердикт относительно твоей личности. Матушка не рассердилась на меня за это своеволие, она во всём на меня полагается, — доверительно сообщил Сорэ.

— И каков же этот вердикт, если можно поинтересоваться? — приподнял брови Хайнэ.

— Ты — Санья, — объявил Сорэ, ослепительно улыбаясь, и шагнул ближе.

Хайнэ постарался незаметно отодвинуться.

— Вот уж не знаю, воспринимать ли как комплимент, — прохладно сказал он.

— Разумеется! — Сорэ вдруг положил руку ему на плечо и, притянув его к себе, сдавил в чересчур жарком объятии, от которого Хайнэ чуть не закашлялся. — Дорогой мой брат Хайнэ, неужели ты принял моё неприязненное отношение за чистую монету? Сразу видно, что ты воспитывался в провинции, вдалеке от дворцовых интриг. Так вот, дорогой брат, конечно же, я люблю тебя. Люблю больше, чем мою жену и всех любовниц… как любил бы любого другого Санья. Мы, Санья, можем ругаться, оскорблять друг друга, ссориться, даже убивать друг друга, но это не отменяет того особенного чувства, которое скрепляет всех нас. Это чувство общей крови и общего предназначения. Ты родился вдалеке от нас и не имел счастья этого испытать, но теперь эта ошибка будет исправлена. Поезжай к моей матери, и ты узнаешь, что это такое — чувствовать себя частью единого целого, одной большой семьи. Вы трое воспитывались вдалеке от нас и, можешь мне поверить, все мы страдали, как один человек, у которого, например, отняли какой-то из членов. И теперь мы, наконец, возвращаем себе потерянную часть… 

— …которая, позволь напомнить, оказалась увечной и плохо приспособленной к жизни, — договорил вместо него Хайнэ, выворачиваясь из его объятий. — Ты уверен, что семье Санья нужна именно такая часть?

— О, это не имеет никакого значения, — великодушно заявил Сорэ. — Более того,  обычно гениями и выдающимися людьми становятся не те персоны, которые совершенны во всех отношениях, а те, которые обладают каким-либо серьёзным недостатком. Так и в этом случае. Без тебя наша семья была в почёте и достатке, но с тобой, калекой, нас ждёт великая слава. — Сорэ понизил голос до заговорщического шёпота. — Мы пройдём победоносно по всему Астанису, во главе с тобой, провозвестником новой религии, которая объединит страну и перевернёт мир. Как тебе, Хайнэ, а? Больше никто не посмеет взглянуть на тебя с насмешкой или презрением, не будет обсуждать за глаза твоё уродство и твоё бессилие. И когда моя матушка или сестра займёт кресло Императрицы, она поставит тебя во главе церкви, и ты провозгласишь своего Бога Милосердного единственным творцом этой Вселенной. И все падут перед Ним и тобой, его пророком, ниц… Ну, ты согласен?

Сорэ искушающе улыбнулся.

— Звучит многообещающе, — вежливо ответил Хайнэ. — Я обещаю подумать об этом.

И он повернулся к нему спиной, но тут новообретённый «брат» снова его окликнул.