Страница 9 из 36
-Бог с тобой, дочка, нет в той стороне никакой заимки, - ответила она, удивляясь, - да и не было никогда.
Тут мне вовсе любопытно сделалось, сомневаться стала, как бы мне этот чудной дед не привиделся. Снова в лес собралась – иду. Гостинцев разных несу, отблагодарить за добро. Репы сладкой набрала, вяленок морковных, да тыковку для каши прихватила. Накануне дождь хороший прошел, идти сыро, холодно. Лог уж прошла, дальше иду, березу нашла – поляну и избушку не могу. Ходила-ходила кругом, измерзла вся – нет. Уж уверила себя, что все это, и дед, и изба, мне от страха блазнились, разум замутился, вдруг слышу:
- Не меня ли, ищешь, девица?
Обернулась на голос, – дед стоит и клюка в руке.
-Тебя дед, тебя.
- Спросить, чего хочешь, - прищурился он, - али так пришла?
- Навестить, о здоровье справиться. Угощенья вот несу, - подняла я руку с котомкой, вверх.
Он засмеялся, тихо, беззвучно, колыша плечами, а по лесу опять ветерок пошел.
- Ну идем, Александра, гостей будешь, - повернулся и пошел, я за ним припустила.
- Дед, так не сказывала же я, тебе имени своего, - догнавши говорю, – как знаешь?
- Много чего я знаю, много чем ведаю, - похвалился он. – Ну-ка, подними вон под ногами то хворостины. Печку подкинем, не то зябко будет тебе.
Я послушно подняла хворост, стараясь не отставать, шел он бодро, большим махом переставляя палку. Дошли до избушки, а я диву даюсь. Избенка та же, ручей рядом журчит, но дорогой то шли другой! Не той что я давеча ходила. Вошли в избу, взял он у меня ветки, печь принялся налаживать. Я гостинцы на стол сложила, стою, за ним наблюдаю.
- Садись, Александра, в ногах правды нет, - опять хитро смотрит. - Так вы говорите?
- Кто это мы, дед? – села я на лавку, да тоже не отстаю от него.
- Люди то, - закрывает он печь и на меня смотрит.
- А ты что ж, не человек? – улыбаюсь я.
Он подошел, сел с другого конца лавки, руки на клюку сверху сложил и тихо так отвечает:
- С тобой человек, а с кем и не человек.
- Интересный вы разговор ведете, дедушка. Если не человек, то кто же?
Глаза он прикрыл, вроде как задремал, вопрос мой прослушав. Я уж было хотела снова спросить, но тут он, словно очнувшись, заговорил, не открывая глаз:
- За лесом следить я приставлен. Много имен у меня: пугливые Голком зовут, для старателей я Полоз Великий, мешающий им самородки добыть. Кто и Лесунькой зовет, Лесным то бишь, а иные и вовсе силой нечистой кличут.
- Вот брешешь, дед, ну удумал, - смеюсь я, храбрясь, а сама затрусила.
- Вот ты хорохоришься, а сама боишься, - повернулся он ко мне и открыл глаза. – Я ведь много повидал и людей вижу, сразу определю, кто есть, кто.
Я молчала. Поверить не в силах и спорить то страшно, а вдруг! Люди разное сказывали, может и есть какая сила неведомая.
- Загляни вон в кадку, - попросил он.
Оробела я признаться ему, что заглядывала уже в нее, подошла, открыла вновь, и уставилась – золото, самородки, все на месте.
- Закрой кадку, - попросил он. Я опустила крышку, стою, а он снова: - Открывай сызнова.
Снова открыла, а там угольки лежат. Глазами моргаю, головой трясу, словно наваждение скинуть хочу, а только уголь, так и лежит.
- Вот на такие штуки я мастер, - щурится он, да посмеивается надо мной. – Вот люд то говорит, «нечистая водит», то я и вожу.
- А зачем водишь, дед? – интересно мне стало, хоть и пугливо.
- Так за дело вожу, иной раз, конечно, и от скуки быват, но чаще за дело, - помахал он в воздухе сухим пальцем. - То от птицы раненой отвести надо, то от зверя. Который и сам заплутает, да на меня грешит, а то и просто люд не годный.
- Это какой не годный? – осмелела я.
- Ты вот садись ближе, не бойся, не трону, - подозвал он меня, придвинул из-под стола табурет, поставив рядом с собой. – Сама и посмотришь.
Подошла я, села на табурет этот, напротив деда, а он взял мои ладони в свои и глаза закрыть велел. Надавил мне в середину ладошек, большими пальцами - у меня по телу тепло волной разливается, от пяток до самой макушки. До макушки добралось, туманом потянуло, тут я словно взлетела – парю, над лесом возвышаюсь, туман рассеялся, и вижу я все хорошо, ясно. Избушка, полянка, ручей, вокруг лес стеной. Из леса мужик идет, крестьянской породы, обличия. Дошел до избы, покрутился вокруг, увидел топор, в деревянную болванку воткнутый, что у избы лежит. Оглянулся, подхватил его и пошел лесом. Обошел большим кругом избу, по лесу, и снова в том же месте к ней выходит. Видно дивится мужик, стоит репу чешет. В лес пошел, уже в другую сторону, снова кругом обошел и опять у избенки стоит. Шапку снял, пот со лба обтирает, сам листом трясется. Опять в лес шмыгнул, идет-идет. Снова к избе вышел, а у двери уже дед стоит. Мужик ему кричит: «Дед, выбраться никак не могу, кругом водит, подскажи дорогу!» Дед ему и отвечает: «Ты топор то брось, не твой ведь он». Бросил мужик топор, перекрестился и в лес опять бежать. Там уж и ясно стало мне, что на нужную тропу он выбрался.
Тут картинка рассеялась, снова туманом голову заволокло, и тепло побежало, от макушки к пяткам теперь.
- Открывай глаза, Александра, - слышу голос деда и сразу открываю их. – Поняла, что аль нет?
- Отчего же не понять, поняла.
- То-то же. Ты девка добрая, без корысти. Гостинцев вон нанесла, а сами зачастую впроголодь живете.
- Нынче год урожайный, хорошо пройдет, перезимуем.