Страница 31 из 36
Я убрала от лица руки, подняла к нему взор, и предложила по наивности, понимая, что глупость сморозила, но слова лезли наперед мыслей:
- А ты брось это дело неправедное.
- Поздно уж, Санька, об этом говорить. Поздно.
- А давай я тебя у бабушки схороню, - продолжала я болтать чепуху от растерянности.
- Эх, Санька, - привлек он меня к себе. – Добрая ты душа, да только что же мне, всю жизнь прятаться в избе? Зазря я пришел, смалодушничал, только душу тебе разбередил. – Он прижимал меня к себе, покачиваясь из стороны в сторону, а я уткнулась ему в рубаху и силилась не разреветься. Век бы так стояла, убаюканная его теплом, силой. Говорил Антип тихо, успокаивая: - Хорошо все будет, Сашка, ладно. Все быльем порастет, время оно лечит. Будет еще тебе праздник, обязательно будешь счастливой. Верь мне.
- А ты как же? Куда ты?
- Уеду в город большой, паспортную книжку новую выправлю. Даст бог, затеряюсь, а потом и забудут, что был такой Антип бестолковый, который не сумел жизнью своей правильно распорядиться. Я вот тебе деньжат принес, возьми, не побрезгуй.
Я отпрянула от него, ахнувши. Антип глядел заботливо, лицо страданием переполнено. Эвон, морщинка лоб перерезала. Да только так, вероятно, смотрят на сестру, на дитя несмышленое, а не таких взглядов мне хотелось, не таких слов. Я произнесла, с отчаянием, кулачком себя в грудь стуча:
- На что они мне! Да разве они мне радости добавят, коли тебя рядом нет! Неужто ты еще этого не понял?
- Много ли от меня радости? – мягко улыбнулся он, а я отвернулась от него, чтобы не видеть, потому как боялась за себя. Не хватало еще ему на шею кинуться. – Я тебе худого, Санька, не желаю, ты мне теперь не чужая, я помочь хочу. Деньги они никому не мешают, а у меня этого добра теперь навалом. Радости оно, конечно, может и не всем приносит, но грустить с деньгами куда спокойнее…
- Возьми меня с собой, пожалуйста, - попросила я, неожиданно для обоих.
- Да разве смею я тебе такое предложить? Жизнь беглянки!
Антип развернул меня, взяв за руки, выше локтей.
– Посмотри на меня, - попросил он. Я просьбу исполнила, не стыдясь и не стесняясь слов своих, взгляда не прятала. Уставилась на него, выискивая в его лице, глазах хоть какой-то знак, чтобы понять его отношение к себе. И не понимала. Только лишь проститься приехал, узнать все ли в порядке? Так то, не видя меня, вызнать смог, или есть хоть частичка тепла в отношении меня. – Нельзя тебе со мной, понимаешь, нельзя. Жизнь в ожидании, что правда раскроется, тебя узнают, за тобой придут, шарахаться от каждого встреченного городового, она сродни каторге.
- Лучше каторга с тобой, чем рай без тебя, такое мое слово последнее, - твердо сказала я. Антип молчал, раздумывая, что ответить, а я подтолкнула его, решив облегчить задачу: – А не люба, так уходи. Затянулось прощание.
Я развернулась и пошла, не дожидаясь ответа, тут же жалея об этом, что сама себе путь отрезаю. «Да, на что ты ему нужна, дура неразумная», - сказала сама себе и быстрее пошла, помогая себе руками. А через несколько шагов и вовсе побежала, боясь вернуться, пасть к нему в ноги и молить его, теряя девичью честь.
Уж стемнело почти, когда я к дому вышла. Прокралась тихо внутрь, стараясь не тревожить бабушку. Улеглась на кровать, не раздеваясь, и прислушивалась невольно. И к тому, что за окном, и к тишине и покою дома. Когда сердце перестало стучать заполошно, стало ясно, что бабушка не спала – поджидала. Вскоре дыхание ее стало ровнее, знать уснула. Ко мне спасительный сон не шел, я прокручивала бессчетное количество раз нашу встречу, думая о том, что погорячилась, зазря укоротив ее. Ругала себя за это, порываясь встать, бежать и, вероятно, так бы и сделала, да не знала куда.
Уж и рассвет скоро близился, ночи летние совсем коротки, словно и не было, а мне все не уснуть. И так мне горько сделалось, на жизнь свою никудышную, на долю женскую, осиротевшую, любви и ласки не видывавшую, что дышать трудно стало, словно воздуха ничтожно мало. Встала, в сени прошмыгнула. Вдохнула прохладу ночи – не могу надышаться, голову обложило. На воздух вышла. Села на чурку березовую, рассвет подернулся. Новый день наступает… и завтра придет, и через месяц, год… Это что же теперь без него все будет?
Как подошел, даже не поняла, сидела печально, задумавшись, когда услышала сбоку:
- Лошадь у меня за пару верст в лесу привязана, два раза до нее ходил и возвращался, - присел рядом Антип в траву. Ярмарка, развернувшаяся внутри меня, не давала мне вымолвить и словечка. Более того, было страшно спугнуть. А ну как это сон? И наваждение рассеется туманом, не давши мне налюбоваться им вдоволь. – Сразу ты мне в душу запала. Сначала злился на Мирона, что притащил тебя. Потом лицо знакомым показалось, все вспоминал, откуда тебя знаю. Оказалась знакомка случайная. Подвозил тебя помнишь?
«Помню, как не помню», - хотелось ответить мне, да боялась нарушить этот его рассказ. Мне казалось, стоит только заговорить, и он исчезнет, словно и не было. Я приложила обе ладони ко рту и даже головы повернуть в его сторону не могла. Сидела чуть живая, пытаясь унять поспешное ликование в себе.
- Бесился я, Мирона поедом ел, потому как понимал к чему идет, что со мной происходит, - снова заговорил Антип. – Не пара я тебе. Порченный я человек, проходимец, на судьбу озлобленный. Возьму я тебя с собой? И что? Жизни размеренной дать не могу, да и сколько годков отмеряно неведомо. Может и десяток другой, а может и пара деньков осталась. Потому как в любой момент отловят и голова с плеч. Вот такие дела, Санька. Крепко подумай, прежде чем ехать со мной. Крепко.
Я перебралась к нему, присела перед ним на коленках, провела пальцами по его лицу, он глаза прикрыл, а я зашептала: