Страница 7 из 11
Далее в сознании майора возник отчётливый образ актрисы Вероники, завораживающий спокойно-пристальный взгляд её больших глаз, полные губы, каштановые волосы, женственная фигура, волнистый и волнующий рельеф на ней. Он встал, затянул ремень с портупеей, одел фуражку, закрыл домик и пошёл по улице в старое Речное.
* * *
Среди некрашеных бревенчатых домов и тишины деревенских лужаек, с бродившими по ним курами и гусями, Лыткин быстро нашёл съёмочный лагерь по деятельной суете работников киносферы, довольно большому разноцветному автофургону и съёмочному оборудованию.
Лагерь представился майору как бы островком какого-то иного, увлекательного и притягательного мира, призванного оживить, вдохнуть некий новый смысл в окружающий его сонный покой российской деревни прошлого века, да и в жизнь самого Лыткина. «Господи, какой из меня артист?», - подумал он.
По радиусу съёмочную площадку окружали группки местных любопытствующих детей и взрослых. Отдельно расположились селяне в одеждах тридцатых годов, массовка: цветастый ситец платьев, светлые косынки на женщинах и девушках, глухие рубахи сдержанных цветов с поясным ремешком, сапоги бутылками, картузы и кепки на мужчинах. На полянке паслись две осёдланные лошади и три коровы, ходили рябые курицы.
Подойдя поближе, Лыткин увидел самого главного – режиссёра Осипа Железнова. Тот, в своём оригинальном одеянии, в очках, пончо на пуговицах и сапогах, сидел в дачном кресле, попыхивал трубкой и, одновременно, говорил. Перед ним на длинном и невысоком дощатом столе стоял, оббитый красной материей, гроб, в котором сидел смертельно бледный человек в чёрном костюме, курил сигарету и кивал головой, слушая режиссёра.
- Четвёртый дубль! Ещё раз повторяю, Артём, - назидал Осип сидевшего в домовине, - Ты даже выкинь из головы, что наш покойник – это просто лежишь в гробу с закрытыми глазами и всё, ничего не делаешь. Это халтура, любезный. Покойника, мёртвого надо и-грать, вжиться в него! Ты не просто покойник, ты – убитый классовым врагом председатель колхоза. Какое может быть равнодушие на твоём лице, пусть даже мёртвом? Как-то всё у тебя выходит абы как, без огонька, пассивно и спустя рукава. Кулак-убийца в бегах, коллективизация идёт крайне медленно, середняк недоволен, срыв хлебозаготовок, дочь - сирота… А он лежит-полёживает и в ус не дует.
- Дак ведь он же м-мёртвый, - неуверенно произнёс актёр.
- Ну, да. Ну, и что. Но это особый человек, он - убеждённый коммунист. Он из могилы вылезет, когда узнает о колхозных делах, о низких темпах коллективизации, о дочери…
Покойник почесал затылок и озадаченно спросил:
- Может мне, Осип Валентинович, нахмуриться и приподняться на локтях?
Маэстро посмотрел на артиста, как на классового врага.
- Я оценил твою шутку, Артём, - зловеще произнёс он, - но в этой картине нет места юмору. Чтобы это в последний раз было, юморист хренов! Мы что, страшилку про зомби снимаем, что ли? Да, роль небольшая, но очень ответственная и, я бы сказал, весьма драматичная. И это не эпизод, а именно роль: он живой не появляется, зритель только и в гробу его видел. В общем, иди, подумай хорошенько и постарайся, порепетируй покойника-председателя, уходящего от селян в последний путь. Завтра сделаем ещё дубль.
Усопший кивнул и начал вылезать из гроба. Увидев красавца-майора, Железнов поднял руку в приветствии:
- А вот и товарищ Лыткин! А мы уже ждём вас, желательно на съёмки не опаздывать. Ну, как настроение? Как по работе?
- Спасибо, нормально.
- Ну и славно. Через десять минут приступаем к съёмкам. Сцена приезда в Речное уполномоченного майора Фёдора Лыткина, знакомство с Любой, дочерью убитого председателя (Осип показал на мертвеца Артёма, вытирающего белое лицо мокрой тряпкой) и её допрос. Сценарий вы знаете.
- Да, всё прочитал, и, знаете, мне понравилось.
- Ну, ещё бы, тема – актуальна, герой – глыба! Вероника, подойди сюда.
Как только появилась Вероника, сердце майора наполнилось тревожно-сладкой истомой.
- Здравствуйте, Владимир Стаханович. Рада вас видеть. Мы ждали. Будем работать вместе, - кротко промолвила молодая женщина.
Красивая и обаятельная актриса с ясным лицом, большими серыми глазами, круглым аккуратным носиком с тонкой переносицей и сочными губами посмотрела на застывшего майора своим долгим серьёзным взглядом, излучающим что-то загадочное и невысказываемое.
Чуть полноватая фигура Вероники с рельефными и очень женственными формами, похожая на какой-то созревший, сочный и очень сладкий плод, идеально гармонировала с её нарядом. Одета она была по моде тридцатых годов. Короткий жакет из коричневого крепжоржета с накладными карманами был одет поверх крепдешинового синего платья в мелкий красный цветочек с большим отложным воротом. Посередине неглубокого декольте переливалась поддельными камнями красивая брошь. На голове – круглый малиновый берет, из-под которого на шею и щёки ниспадали блестящие каштановые волосы. При этом причёска воспринималась и как целое, и, одновременно, различался каждый отдельный волосок. На стройных белых ногах как влитые сидели кремовые туфли-лодочки, надетые на трогательные белые носочки. Это было настолько сексуально (Лыткин не любил этого слова), насколько и живописно.