Страница 86 из 109
- Кэп! А часто своих работать приходится?
- Да нет, конечно. Человека три-четыре, в два-три года. Когда ещё реже. Просто это в память горьким комком врезается. И кажется, что не три, тридцать три. И хлопот, конечно, много. Надо легенду продумать, выстроить, чтобы комар носа не подточил. Материальное, пожизненное обеспечение пенсионеру организовать. Что б и в глаза не бросался, и не нуждался ни в чем.
Ходоки, говорю, в голове бродят. Житья не дают. «Ой! Жора! А ей там плохо не будет? Может её, куда-нибудь поближе к базе определим?». И не объяснишь ведь, что ты её, свою напарницу и лучшую подругу, больше никогда в жизни не увидишь. Даже если приедешь. Не Тортилла это будет. Тора умерла, перед тобою гражданка Швейцарии фрау Нитке. Она тебя знать не знает.
- А что сразу Швейцарии? Дома нельзя приличную жизнь организовать?
- Чем спокойнее страна, тем меньше риска. Мышечная память порою остается. Когда в Евпатории бабка-дачница семерых вооруженных гопников голыми руками завалила, а потом, на автомате, пошла следы заметать, да по тылам отрываться от возможной погони… Это было что-то, как мы тот косяк заминали…
- Жор! А новеньких большой откат получается?
- Да не особо. Последние годы почти нет. Теперь же с каждым отдельно, предварительно работают. Как с тобою было. Присматриваются. Баб годочков уж шесть-семь ни одной не заворачивала. Ну, и мужиков… лет пять, однако... Да и до этого всего двое было. Самый большой обсир был давно, как раз тогда, при Цитрамоне.
- А до «обсира», как?
- Тоже редко, подбирали по той же методике, - каждого индивидуально.
- Так на хрен же вы полезли экспериментировать?
- А ты ещё не понял? Ну-ка, ну-ка… у-у-у… так эти кобылы ничего тебе не сказали? На всякий случай сразу Горгоне, психиатру подсунули… Понятно… Иждивенки! Конечно, Жора всё вывезет!
Медуза Горгона, перегнувшись, вытянула откуда-то из-за границ своего стола, стеклянную, лабораторную колбу, наполовину заполненную жидкостью янтарного цвета. Капнула себе грамм пятьдесят в небольшую, градуированную мензурку и поморщившись выпила. Занюхала корочкой хлеба, принадлежащей, как я понял, им на двоих с Флинтом. И деловито пояснила:
- Чай! Холодный, вот и невкусный. Чаёвничаю, сижу одна, мучаюсь. Гера! Док! Когда ж вы сдохните? Идите, сволочи, сюда! Поухаживайте за дамой!
Намахнув вторую «стопку чая», продолжила:
- Нету их! Отпустила гадов на рыбалку. Пусть развеются.
- Филя! Будешь орать, на ночь, глядя, - о бабе даже и не мечтай! Хрен я тебе попугаиху куплю! – проорал попугай Флинт, голосом Медузы Горгоны.
- Ну, давай тебя радовать. В общем… нет у нас мужиков! Почти. Дефицит страшный! Двести восемнадцать баб и двадцать девять мужчин. Ты, тридцатый. О! Помнишь, фильм был: «Тридцатого уничтожить»? Тьфу-тьфу-тьфу!!! Типун мне на язык, дуре старой! Так что попал ты, паря, в «женский батальон»! Ну-у… и как ощущения?
- Господи! Жора, Буона! Что вы тут шапито-шоу устроили? – «телевизор» у меня в башке немного разделился и в верхней части появился Боня. – Парень не из спецуры, с чего вы взяли, что он будет психовать?
- Ты кого из нас троих вызываешь? Господа, Георгию или меня? – пробурчала Ларек. - Я просто боюсь… всего! Вдруг что-то не срастется, и он не останется.
- А я здесь ва-апще левая… Мне никто, ничего не говорил. У него психотип, как у суперэлиты. Совершенно не похож на гражданского шпака… А тут ещё Буона, с глазами влюблённой зайчихи, трясётся в голове, как овечий хвост. Никогда её такой не видела… Дурное дитё всегда жальче… одуревшее тоже.
Я подумала, что парнишка из камикадзе каких-нибудь. Призраков, Хамелеонов, чертей этих… как их… морских. Начнет рвать рубаху: Я герой России, майор Булочкин, а вы меня к бабам, на У-2? Верните домой, к братанам!
Прослушав ихний «междусобойчик», я, честно говоря, очень удивился. Ну, большинство женщины в организации, и что из этого?
- Это ты, Чиф, не слышал, какие тут перлы, бывало, выдавали, – будто услышав мои мысли, усмехнулась Жора. – Филя, изобрази!
- Барр-рдак! Катастррр-рофа! Решай вопрр-рос, крр-руши ур-родов! Потроши Гер-ру! – тут же, с готовностью отозвался Флинт. – Горр-гона не ворона! Жор-рра красавица! Моня, ты упыр-рь! Выбрось свои кар-рты! У меня Джокер-р-р!
- Не то изобразил, глупая птица, - махнула Жора.
- Сррам! Гер-ра вур-рдалак! – немедленно согласился попугай.
- Абсолютно всё нормально, - начал спокойно и толково разъяснять крашенный Боня. – Специфика в «женском батальоне», конечно, есть. Во-первых, имеет место быть матриархат. Слегка. В каком смысле… - носятся с нами, как с писаной торбой. Если группа при какой-то войнушке состоит, никогда тебя штурман старшим тройки не поставит. Чтобы не рисковать твоей драгоценной жопой. А командир, Ундина, например, постоянно бубнит тебе в голову: «Боня, ещё раз башку высунешь, я сама тебе её прострелю!». И это я ещё не самый худший вариант вспомнил. Уна умничка, попусту не истерит.
Обычно в тройке две женщины и мужчина. И сам понимаешь, что не всегда. Нас не хватает. Так что, если вновь созданной тройке достался мужик - девчонки страшно довольны. Это автоматом обозначает, что кинут на что-то интересное.
В общем, представь, в нормальном гарнизоне две-три девушки завелись. Как к ним бойцы будут относиться? Вот здесь, то же самое. За исключением того, что реально, по природе, девочки намного наглее мальчиков. Так что если «поле» случилось буквально, то есть в одном блиндаже или номере гостиницы - готовься к специально забытым трусикам, лифчикам и громкому реву: Не подсматривать! И принятой перед криком наиболее соблазнительной позе. И вообще, «не подглядывать», звучит сразу, если ты вдруг случайно перестал смотреть. Тебе напоминают, чтобы не филонил.