Страница 96 из 99
Я серьезно задумалась. Что у меня есть? Ничего. Ни роскоши, ни богатства, ни…
- Возьми моего зверя.
- Возьму, - легко согласилась девица, но спустя несколько мгновений тихо добавила: - Со зверем уйдет твоя сила. Ты станешь человеком. Тебе будет больно. Ты больше никогда не сможешь надеть волчью шкуру.
- Переживу как-нибудь,- в своей известной манере отмахнулась я.
- Ну, не жалуйся потом, - весело откликнулась девица и провела по волосам бледной узкой ладошкой.
Волосы заиграли в свете восходящей луны, заструились бриллиантовыми змейками под пальцами и начали стремительно расти, подбираясь к моим ногам так быстро, что я – ошеломленная странным видением – не успела отступить назад. Шелковые пряди крепко обвили мои голени, взвились к коленям и вверх. Закрутились вокруг талии, сжимая так сильно, что стало тяжело вдохнуть.
Я вскрикнула и попыталась бороться, когда тяжелые густые пряди подобрались к горлу, но каким-то непостижимым образом силы меня покинули. Когти больше не прорастали из пальцев, и клыки не хотели лезть наружу. Я зажмурила глаза, моля волчицу выйти наружу, но та упорно молчала, впервые не отвечая на мой зов. Девица не обманула, она действительно решила забрать моего зверя.
Через несколько секунд молчаливой борьбы за глоток воздуха, я начала оседать на землю. Хрипя, сопя и матерясь на чем свет стоит, я пыталась избавиться от волосяной удавки на шее, но без своей волчицы ничего сделать не могла.
В глазах начало темнеть.
- Удачи тебе, девочка, - послышался тонкий голосок, и я потеряла сознание…
… Первую секунду после пробуждения я вновь почувствовала свою волчицу, юлой крутившуюся под сердцем и скулившую как покинутый щенок. Снова сон? Мне все привиделось, и мой зверь по-прежнему со мной?
Никакой сделки не было? Тогда получается, что Градов…
- Игорь! – вырвался истошный крик из моей груди.
Тут же я почувствовала сильные удары сердца под моей ладонью. Повернула голову. Оказывается, я лежала, калачиком свернувшись у Игоря под боком, и моя рука накрыла его грудь в районе сердца, впиваясь ослабевшими пальцами в загорелую кожу.
Нет, не сон. Еще несколько мгновений назад Игорь умирал, и его сердце замедляло ход, неспособное биться даже когда я начала щедро делиться с любимым остатками своей силы. Теперь же его сердце стучало мерно и четко, кровь начала приливать к побелевшим щекам, и температура тела восстанавливалась.
Игорь жил.
Я улыбнулась сквозь слезы и начала медленно подниматься. Однако это оказалось не так-то просто. Ноги и руки отказывались слушаться, в теле появилась вязкая болезненная усталость, мышцы напрочь не хотели сокращаться, превратившись в пластилин, а кости начинало ломить, как у птиц в преддверие бури.
Волчица внутри тявкнула жалобно, вильнула хвостом и пропала, оставив меня одну…
Боль накатывала волнами. Небольшими, несильными, но очень частыми, давая едва ли полминуты на передышку. Я терпела как могла. Радость за Игоря перевешивала физическую боль, и мне удалось протянуть еще какое-то время, претворяясь, будто со мной ничего не случилось.
Игорь, уже пришедший в себя, поднимался с земли. Ранения от пуль затянулись, оставив после себя лишь точечные розовые шрамы. Они останутся с ним на всю жизнь, как постоянное напоминание о близкой смерти, и мне, черт возьми, они очень нравятся! Ни один шрам еще так не украшал мужчину, как эти моего Градова. После каждой с ним близости, прильнув к его горячему боку, я буду их целовать и нежно касаться пальцами, вслух считая сколько серебряных пуль вошло в его тело. Он будет улыбаться и отмахиваться от моих восторженных вздохов, словно это сущая мелочь, но мы оба знаем, что это не так. Шрамы от пуль – это не только доказательство силы его зверя, который выжил после тяжелых ранений. Это живой памятник моей жертве, которую я совершила ради спасения Градова. Я пожертвовала своим зверем ради спасения жизни Игоря. Ох, мамочка-Волчица, а вдруг он от меня откажется, когда узнает, во что я превратилась?
Из Альфа-самки в простую человечку…
Новая волна боли накатила внезапно. Намного сильнее других, она заставила меня свернуться в комок и застонать сквозь плотно сжатые губы. Терпеть становилось все трудней.
- Лика, я видел странный сон про тебя и… - начал было Игорь, стряхивая с волос дорожную пыль.
Но как только увидел меня, корчащуюся в приступе боли, оборвал себя на полуслове, подскочил ко мне как был – нагой, грязный, с разводами подсохшей крови по всей груди – и очень бережно взял на руки.
Он что-то говорил мне, тихо и ласково, как говорят с больным ребенком. Я слышала слова, но не понимала их смысл. Все, о чем я могла думать, были вспышки боли, следовавшие теперь безостановочно одна за другой. Тело свело тошнотворной судорогой, в голове гудел улей пчел, а под сердцем образовалась непривычная пустота. Я вцепилась Игорю в плечи и жалобно заскулила, неспособная на членораздельную речь. Кто бы увидел меня сейчас со стороны, славно бы повеселился. Рогозина мечется в рыданиях и скулит, как побитая сучка. Актриса из меня никудышная. Но, увы. Я не играла и не изображала из себя жертву. Не знаю, что подумали подоспевшие из ниоткуда Виктор и Борис, наверное, тоже от души рассмеялись. Но мне было сейчас слишком паршиво, чтобы что-то понимать и отвлекаться на мнение других. Пусть думают, что их душе угодно.
Поглощенная своей болью, я совершенно не заметила, как Виктор – с разрешения Альфы – бережно накрыл меня своей рубашкой, а затем вместе с Борисом скрутил распластавшегося на траве Ренье. Кажется, они закинули его в кузов автомобиля, в то время как Игорь, бережно прижимая меня к своей свободно дышащей груди, уселся на заднее сидение. Он гладил меня по голове, целовал залитые слезами щеки и баюкал, словно маленькую, пока я билась в угасающих конвульсиях у него на руках.