Вопреки уставу

Все мои чувства ответны. Вот и теперь: я никогда бы не обратила внимания на Марка Моргана, не прояви он первый ко мне интерес.

Описанные в следующих строках события произошли в разные дни. За занятостью я никак не находила времени регулярно вести дневник. На этих страницах я могу не лукавить перед собой. Как ни прискорбно это осознавать, я частенько бываю предвзятой, люблю перегнуть палку, докопаться до мелочей. Это от того, что и к себе я излишне критична, тяжело переживаю собственные промахи, во всём стараюсь достичь вершин. Потому и к другим требовательна.

Но в случае, который опишу ниже, никто не посмеет упрекнуть меня в превышении служебных полномочий!

В ту ночь я, как обычно, обходила посты. И у северных ворот обнаружила вахтенного с лазерным лучемётом наперевес, используемым в роли гитары!

Гибкие пальцы юного дарования шустро перебирали воображаемые струны, подбирая только ему одному слышные аккорды. Какой дрянью закинулся перед дежурством этот придурок, что его так прёт?

Я неслышно подошла к музыканту и кого же в нём признала? Одного из этих чёртовых близнецов, Моргана! Зажав пальцами «струны» на «грифе», то есть, на стволе лучемёта, он наяривал другой рукой по прикладу и что-то томно подвывал, задрав к звёздному небу очи.

- Отставить! – заорала я. – Курсант Морган, где вы находитесь? (Который из них? Марк? Луис? Вроде бы, Марк. У него черты лица жёстче, как будто резче очерчены скулы, чем у Луиса).

Курсант Морган находился явно не рядом со мной и явно не на посту. Он стоял по стойке «смирно», пока я выливала на него весь свой словарь, но взгляд его красных опухших глаз красноречиво говорил о пребывании солдата в другом, более совершенном мире.

Я же была в бешенстве. Фазану, первогодку, доверили оружие, и такое отношение! До чего ещё они дойдут? Орехи станут колоть прикладами? Начнут пробивать лучемётом унитазы?

Прооравшись, я пошла искать замену этому придурку и обнаружила всё пятое подразделение в таком же виде. Все красноокие, с заторможенной реакцией, но безмерно счастливые. И вновь пришлось обращаться за помощью к верному Джонсону, который быстро навёл порядок. Набил для острастки с полдесятка морд и отправил особо упоротых досыпать на губу. Весь взвод был на месяц лишён увольнительных и выходного пособия.

Дальше произошло ещё одно событие из ряда вон. Мы вернулись из очередного увольнения поздно ночью. Мы – это я с Джонсоном. Летали на Уран, ходили в кино, ели мороженое, поиграли в боулинг. Макс Джонсон - хороший друг, с ним легко. Это на базе он порой закашивает под олигофрена, но по большей части он нормальный.

И вот по возвращению я, естественно, возжелала проверить, спят ли мои подопечные.

- Оно тебе ехало-болело, - привычно фыркнул Джонсон, но попёрся следом за мной.

Почему-то меня не удивило, что дверь в кубрик пятого взвода была приоткрыта, слышались разудалые трели гитары и ехидный басок одного из Морганов. Он исполнял частушечку, точно отображающую недавние события:

- Как у северных ворот

Нора Трой весь взвод е…т!

Эстафету подхватил Морган-номер два.

- А потом наоборот,

Нору Трой весь взвод е…т!

- Неплохо бы! – заметил Морган-номер один.

И сказано это было с таким чувством, что я готова была немедленно ворваться в кубрик и убить его на месте, но железная рука Джонсона крепко ухватила меня за плечо, не позволяя свершить акт возмездия.

- Не обламывай кайф, Нора! – зашипел он мне в ухо. – Стой спокойно! Интересно же, что говорят о тебе подчинённые!

И я осталась стоять за дверью, хоть и не в моих правилах подслушивать.

- Да брось, Марк! – лениво посоветовал Морган-номер два. - Всё подразделение знает, что она трахается, как кошка, с сержантом Джонсоном! Так что нечего тебе тут ловить!

Я опять дёрнулась, но рука вышеозначенного сержанта ещё крепче стиснула моё плечо.

- Пусть говорят, - прошептал он, - собака лает, ветер уносит.

Я потрясла головой, соглашаясь с ним и давая понять, что буду стоять тихо, и он убрал свою чугунную длань. Не люблю, когда меня трогают. Друг – не друг, не люблю, и Джонсон это знает, и почти никогда ко мне не прикасается. А про нас вон что эти сопляки болтают! Однако не все так думают.

- Неправда! – заорал Марк. – Гнусная клевета! Кто первый пустил эту парашу? П..здаболы! Никогда она не ляжет под этого урода Джонсона!

Вот и сержанту досталось.

- Да Джонсон никакой и не урод вовсе! – вмешался в дискуссию ещё один голос.

- Заткнись, Крысюк! Ещё что вякнешь, прямо здесь похороню! И до младшего сержанта не дослужишься, так и помрёшь рядовым! – бесновался Марк. Эк его накрыло.

А ведь за меня заступается. Я не сразу поняла за накалом этих мексиканских страстей, в какое бешенство привели Моргана сплетни про меня и моего товарища. Я обернулась, взглянула на Джонсона, поймала усмешку в его глазах… Нехорошую усмешку. А с чего ей хорошей быть, когда про нас такое плетут?

- Чё ты завёлся за эту Горгону, Марк? – попробовал осадить братца Луис.

Наверное, зря он это спросил. Второго близнеца пронесло, как по заказу, и я услышала о себе такое, что и в японской поэзии редко встретишь.

- Да ради того, чтобы растаяли все льды Плутона в бесконечной синеве её глаз, я готов разрушить до основания нашу цивилизацию и потопить в крови всю Вселенную!

Дальше он гнал что-то про мой профиль, сравнивая с античными статуями древних богинь, и признался, что был бы счастлив всего лишь коснуться кончиками пальцев моей светлой, эротично спадающей на лоб…

- Гитлеровской чёлки! – замогильным голосом поправил его братец, после слов которого подразделение зашлось в дружном хохоте.

Я  стояла, застыв, как подсвечник, переваривая льды Плутона, античный профиль и разрушенную и потопленную Морганом в крови нашу цивилизацию, а позади меня трясся от беззвучного смеха младший сержант Джонсон.

Послышался характерный булькающий звук разливаемой жидкости, глухой стук алюминиевых кружек друг об друга, потом последовала пауза, и опять затренькала гитара, и грянул хор нестройных голосов:

- Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода,

Всё кого-то ждут самолёты.

Девочка с глазами из самого синего льда

Тает под огнём лучемёта.

Должен же растаять хоть кто-то!

И снова крепкие руки Джонсона не позволили мне ворваться в кубрик и заорать:

- Да я вперёд ваши задницы растоплю на смалец, сопляки!

И пришлось мне остаться на месте и дослушать их музыкальное излияние до конца:

- Скоро рассвет, выхода нет!

Ключ поверни, и полетели!

Нужно писать в чью-то тетрадь,

Кровью, как в метрополитене!

Выхода нет!

«Вот бред!» - думала я, кусая губы от злости и не замечая, что вцепилась ногтями в руку Джонсона.

- Выхода нет! – надрывались сопляки с пьяной слезой в голосе.

Потом все разом заткнулись, и песню продолжали только Морганы. Наверное, они имеют достаточный вес в подразделении. К ним прислушиваются, им не перечат, в них, бесспорно, присутствуют все задатки лидеров.

- Где-то мы расстались,

Не помню, в каких городах,

Словно это было похмелье!

Через мои песни идут и идут поезда,

Исчезая в тёмном тоннеле.

Лишь бы мы проснулись в одной постели…

Скоро рассвет! Выхода нет!

- Елена Троянская слишком доходяжная, и вас двоих бугаёв не выдержит! – предположил чей-то пьяный голос.

- А мы не оба сразу, - нашёлся один из Морганов, - сначала брат, потом я.

- Агриппиппа! – заорал второй Морган. (Что за слово диковинное? Надо посмотреть в словаре). – Не лезь! Она моя!

- Ну, чего ты ведешься, Марк? – исключительно миролюбиво вмешался ещё кто-то. – Он же тебя вперёд пропускает! Ты что, в одного будешь драть Горгону, а с братом не поделишься?

- Какая она тебе Горгона?! – взъярился Марк. – Не смей называть её Горгоной!

Концовку я не слышала. Джонсон волок меня прочь, поняв, что терпение моё иссякло, и удерживать меня у дверей кубрика опасно для здоровья и даже для жизни.

Едва мы переступили порог комнаты, как из меня рванулось цунами гнева, накрывшее присевшего на мою кровать товарища:

- Джонсон, скотина, убери свой вонючий зад с моей постели! Что ты всюду таскаешься за мной, прилип, как к жопе полип! Видишь, до каких сплетен ты их довёл?

- Я вообще не люблю сплетен, - серьёзно согласился со мной Джонсон, - поэтому давай трахнемся с тобой, чтобы зря не болтали. Или ты тоже считаешь меня уродом?

Я онемела на миг и, не утруждая себя разбором, прикалывается ли он или всерьёз говорит, заорала:

- Вон отсюда, кобель паршивый! Сам их такими воспитал, какой учитель, такие и ученики! Никакого уважения к старшим по званию, никакой субординации! На голову посадил, скоро срать тебе за шиворот будут!

- Успокойся, психопатка! – сказал Джонсон, поднимаясь с моей кровати. – Вместо того, чтобы меня тут распекать, посмотрела бы на себя со стороны. Правильно пацаны сказали: «Растаяли бы льды Плутона в твоих глазах», спустилась бы с Олимпа своего гонора на грешную землю! Может и уважать бы тебя стали! Какие клички они на тебя навешали! Горгона! Елена Троянская! Потому что злющая, как собака, строишь из себя принцессу, дочка начальника базы! А курсанты, между прочим, тоже люди!

- Ну, и вали к ним! – задохнулась я от ярости. – Может, осталось ещё что! Допьёте да почешете языки, как вы меня трахать будете, все разом или по очереди!

- Ума бы тебе столько же, сколько самомнения, Елена Троянская, цены бы тебе не было, - заметил Джонсон и вышел из комнаты, оставив меня кипеть от бешенства в одиночестве.

Я схватила сигарету, закурила, и вдруг рыдания сдавили горло, и я расплакалась, беспомощно, безудержно. Джонсон сказал правду. Я и у курсантов авторитета не имею, и товарищем быть не могу! И отец с каждым днём всё пристальнее приглядывается, и сдержит обещание, отправит меня на Землю, в КСС, служить в конторе папаши Морганов! Да лучше в цинке двухсотой улететь, чем туда!

Ну, а как я должна была реагировать? Стоять под дверью и хихикать вместе с Джонсоном, пока они выбирают позу, в которой меня отымеют всем взводом? Сразу надо было вломиться в кубрик и накостылять им всем! А я стояла, чтобы мой «друг» мог развлечься в полной мере, и за это ещё и стервой оказалась! Сама виновата! Армия – это не лагерь бойскаутов, здесь нет места дружбе! Здесь есть уставные и неуставные отношения! И всё! И мы ещё посмотрим, кто кого тут драть будет, взвод меня, или я взвод!

Елена Троянская? Хорошо, я буду Еленой Троянской! Война в Древней Греции покажется компьютерной игрушкой в сравнении с тем, что я им устрою!

Утром следующего дня, когда я уже была готова приступить к своим обязанностям, в мою дверь постучали, и на пороге возник младший сержант Джонсон. Давненько не виделись.

- Привет! – буднично поздоровался он, будто и не было вчерашней ссоры. – Ядерщика нашего на Цербер переводят.

- Ну? – снисходительно буркнула я, что означало: «А мне какое дело?»

- Баранки гну! – привычно отозвался Джонсон. – Будешь теперь своим фазанам из пятого ядерную физику преподавать! Четыре раза в неделю!

- Сам преподавай! – разозлилась я.

Джонсон пожал плечами:

- Приказ шефа. Да, - вспомнил он, зачем приходил, - слышь, Конкордия Маратовна (а чё не Елена Троянская?), у тебя капли для носа есть?

- От насморка, что ли? – уточнила я.

- Ну.

- Что, заболел? – не удержалась я от поддёвки.

- Да нет пока. На всякий случай. На Плутон меня переводят, - пояснил Джонсон, - где все льды. Ну – ты в курсе.

- Тебя на Плутон переводят? – переспросила я, готовая расстрелять себя за то, как предательски дрогнул голос.

- Да на пару-тройку месяцев, ну, на полгода максимум, от силы год-два, не больше! – опять заговорил на языке олигофрена Джонсон. – По обменке. Ну, ты дашь мне капли в нос, Конкордия Маратовна, или нет? Я безумно спешу! Видишь ли, - добавил он, - по молодости мне в драке разблиндали весь нюхомыльник, и теперь стоит чуть простыть, сопли текут ручьём. А на Плутоне очень холодно. Там все льды. А командир, жующий сопли перед строем…

Не в силах дальше слушать этот словесный понос, я достала из тумбочки флакончик с каплями и подала ему.

- Но пасаран! – радостно проорал Макс, отсалютовал мне бутылёчком и был таков.

‍