Страница 15 из 17
Я порылся в корнях своего скромного и унылого генеалогического древа и не обнаружил там ничего, кроме навеки полусогнутых в полях и на огородах землепашцев, нескольких представителей рабоче-крестьянской интеллигенции, похотливого лесника и какого-то не весть откуда забрёдшего коробейника, разогревавшего базарную толпу шумными речёвками типа «А ну-у кому пирожки! Налетайте, мил дружки! А кто купит бутербродки, тот получит рюмку водки!»
В общем, никакими дворянами там и не пахло. Да и откуда им там пахнуть, если я – классический советский интеллигент второго поколения, сын инженера и учительницы начальных классов, ну максимум – третьего (мамин отец был журналистом, репрессированным по наговору завистника-соседа). Копни глубже – появляются вышеупомянутые землепашцы, хитрый лесник и голосистый коробейник.
С этим надо было что-то делать.
И судьба послала мне неожиданный подарок.
Этот подарок по имени Света по уши влюбился в мои песни и, судя по всему, и в меня.
Кроме всех приятных достоинств у Светы было одно занятное – а именно её фамилия. Красивая фамилия – Домбровская.
Мы со Светланой Михайловной решили, что эта фамилия явно дворянская.
Отношения наши со Светой развивались стремительно и вели к неминуемому хэппи-энду. И не то что бы её фамилия являлась решающим фактором – но всё же она придавала нашему роману романтический флёр.
В общем, при замужестве (пардон, женитьбе) я взял фамилию жены.
И из Курилова стал Домбровским.
На моё решение накладывалась внутренняя неприязнь к собственному прошлому – с травлей в школе, с безответной студенческой любовью к роковой девочке Тане П. И почему-то вспоминались мамины слова при их ссорах с пьяным папой: «Ох, уж эта куриловская порода!»
Короче, я решил эту породу улучшить. Или хотя бы названье заменить.
Что и было сделано.
Перед этим я почти год просуществовал двулично: продолжал учиться, постепенно бросая МАИ, под фамилией Курилов, а на концертах выступал под псевдонимом Славин.
Сначала я придумал для себя другое имечко – Артём Славянцев, но ребята из «Бригантины» объяснили мне, что это уж как-то слишком русопято, разлюляй-люли-малина, ноги в лапти, в руки балалайку – и я сократил псевдоним до Славина.
Но и с этой фамилией было всё не слава Богу. Юрьич, руководитель нашего лито, объяснил мне, что у нас в стране эта псевдо-фамилия, в общем-то – еврейская. Получается, мол, ты сам себе сделал обрезание.
И тут весьма кстати эта любовь и эта свадьба.
Тот же Юрьич мне сказал, что одна из наших бригантинщиц, Катя – потомок польского мятежного генерала Ярослава Домбровского, деятеля Парижской коммуны.
И я возомнил себя польским шляхтичем.
Последовала чехарда с документами – ибо я поступил в Литературный ещё под старой фамилией, и некоторое время мне пришлось объяснять преподавателям, что я теперь Домбровский.
Вот так вот весело, с оптимизмом, я расставался со своим тёмным прошлым, предвкушая светлое будущее.
Постепенно все привыкли ко мне как к Домбровскому, пару раз я выступил на телевидении и очень часто концертировал под этой фамилией. Вступил в Союз писателей Москвы. В аспирантуру Литинститута. И на Высшие курсы сценаристов и режиссёров.
Работал на радио, в «Литературной газете». Издал книжку стихов.
У нас со Светой родились дети, Даша и Саша. Домбровские.
И друг к другу мы обращались исключительно по фамилии: Домбровский! – Домбровская!
И вот, на восьмом году нашей общей жизни попадается мне в руки Светино свидетельство о браке с первым мужем. Из которого явственно следует: Домбровский – это фамилия Виталика, а напротив Светланы стоит совсем другая девичья фамилия.
Некоторое время я тупо смотрел в эту бумажку, пахнущую временем и обманом. А потом пошёл и напился.
Света побелела, как разоблачённый шпион перед сотрудником контрразведки.
Помолчали.
Покричали.
Попытались найти контакт. И оправдание.
Стали выяснять нюансы. Дабы отвлечься от главного вопроса, Света попыталась сосредоточить моё внимание на этих нюансах.
– Да ты не понимаешь, это вообще какая-то левая фамилия! Настоящая фамилия Виталика – Израилевич!. Согласись, уж слишком в лоб! Слишком уж вызывающе для Советского Союза! Вот Виталькины родители и придумали афёру: нашли какого-то тридесятого родственника по фамилии Домбровский, провели какую-то хитроумную процедуру, вот Виталик и стал Домбровский!
– А ты? А ТЫ???– вопрошал я.
– Ну и я… стала… – потерянно брякнула Света.
– А дети? Наши дети? Ведь это НАШИ дети! МОИ – от тебя! То есть – ТВОИ от меня!!! – тут я остановился. – Погоди, а дети-то хоть мои?
Света выразительно покрутила пальцем у виска (своего, разумеется).
– Ну, хоть на этом спасибо!
– Пожалуйста!
– Но вообще… как ты могла? Они же семь лет носили фамилию… чужого дяди!
– Ну почему чужого… Не совсем уж чужого…
– Спасибо!
– Пожалуйста. Но ты тоже хорош – дворянскую фамилию ему подавай. Расчирикался – корни начал копать. Вот я тебе и… накопала…
Я был потрясён. Света была готова пойти на то, чтобы дети носили фамилию её первого мужа – лишь бы не раскрывать тайну своего неэлитного происхождения.
В ЗАГСе, когда я возвращал назад свою родную фамилию – себе, Свете и детям – долго на меня таращили глаза. А когда Света пошла туда же с визитом, ей зачем-то захотелось поделиться нашей тайной с паспортистками.
Паспортистки выразительно покачали головами – согласитесь, фортель тот ещё!
Эту историю я рассказал только двоим людям – мастеру на киношных курсах Валерию Семёнычу Фриду и старшему товарищу по Клубу 12 стульев Павлу Феликсычу Хмаре. Оба очень удивлялись и, похоже, были несколько разочарованы, что я оказался не-евреем.
А вот на кафедре русской литературы 20 века Литературного же института товарищи, отличавшиеся пристрастным отношениям к лицам еврейской национальности, мне просто не поверили – мол, опять эти евреи воду мутят, фокусы-покусы с фамилиями устраивают, но нас-то на эти понты не возьмёшь и так далее.
Всё это меня, конечно, очень удручало, и я на какое-то время заимел личную неприязнь – и к семитам, и к антисемитам. Ну и ко всем остальным.
Прошли годы, страсти улеглись, и теперь я их всех нежно люблю. Издалека. А что касается жены – конечно, я недели три был в шоке, но… право, экая забавная глупость с её стороны.
Или как говорят современные подростки – глупость нереальная.
А на днях, спустя сто лет после скандала, Светлана Викторовна мне заявляет:
– Ну и зря сменил. Курилов – разве это фамилия поэтическая? Вот Домбровский – таки-да.
Таки-нет. Пускай моя фамилия хоть и менее поэтическая, и кондово-рабоче-крестьянская, зато своя.
А насчёт поэзии посмотрим.
Две студентки за углом…
С Людкой Крейдиной и её двоюродной сестрой Вероникой Вайнштейн я познакомился на Крымской базе МАИ под Алуштой. Я там работал, они отдыхали.
Чтобы не трястись туда-сюда в автобусе до Алушты, я ночевал в бытовке, расположенной в строящемся эллинге (гараж для лодок). А Людка с сестрой – в корпусе для отдыхающих.
Вообще, как попали не-маёвки на Маёвскую базу, это вопрос отдельный. Туда и не всякому маёвцу суждено было попасть. Я, например, пока не ушёл в академку и не попал сюда в качестве бойца ПССО, даже и не мечтал о подобном везении.
Людка была из МИИТа, но ей повезло.
Но речь не об этом. А о том, что в первый же день знакомства она меня очень удивила.
Это было воскресенье, и девчонки решили посетить Алушту с целью, как бы сейчас сказали, шопинга. Меня прихватили в качестве аборигена.
Мы вышли на шоссе-серпантин. До Алушты – 20 км. Автобусов рейсовых в ближайшие два часа не предвиделось, и для меня оставалось загадкой, на чём и, главное, на какие шиши, мы поедем.