Заблудившийся трамвай

- Потом поймешь, - махнул рукой Крот, - все, тихо, все разговоры — потом.

Они стояли перед черным проемом с убегающей под землю лестницей, над которой высилась мрачная, проржавевшая буква «М».

Когда-то здесь ходили поезда. Марк помнил из своего детства — две черные и блестящие, как сороконожки, текущие навстречу друг другу ленты эскалатора, круглые желтые плафоны, от которых по стенам разбегались бледные круги света, низкие каменные своды, толпу на платформе и голодный зев тоннеля. Метро всегда наводило на него страх — иррациональный и от того еще труднее преодолимый. Тоннель виделся ему логовом чудовища. Масла в огонь подливали бабушкины рассказы об огромных крысах, живущих под землей, и о запутанной системе бомбоубежищ и подземных складов. Потом он вырос и перестал бояться чудовищ, а когда получил права и сел за руль, и вовсе забыл о существовании метрополитена. Сейчас от этого страха остались несильные тошнота и удушье — легкие сиптомы клаустрофобии.

Он замешкался у входа, пытаясь вспомнить название станции. Что-то крутилось на языке, неуловимое, как сон, и почему-то казалось важным воскресить в памяти далекое прошлое. Точно в нем заключалась подсказка. «Нижинская»? Или «Нежинская»? От слова «нежить», что ли? Нет, конечно, не так, память шутит с ним злые шутки. Марк передернул плечами и рассеянно шагнул на ребристую ступеньку.

Разумеется, он знал, что лента неподвижна, но подсознание отказывалось воспринимать эскалатор как обычную лестницу. Сила инерции швырнула Марка вперед, и, потеряв равновесие, он чуть не упал, но успел схватиться за резиновый поручень.

- Тихо, не буянь, - зашипел на него Крот. - Держись на ногах, а то провалишься прямиком в ад.

- Как это? - опешил Марк.

- Да шучу, не бери в голову. Идем скорее.

У пустынной платформы стоял поезд. Необычный, зеленый, как ящерица, с окнами, закрашенными серебряной краской. Должно быть, какой-то техничекий состав, оставшийся здесь еще с прежних времен.

- Как-то тут все стало по-другому, - заметил Марк, недоуменно озираясь.

Он и сам не понимал, что не так. Обычная опустевшая станция, казалось бы. Но откуда взялось тошнотворное ощущение, что потолок выгибается, а стены медленно движутся навстречу друг другу?

«Третий уровень, - произнес записанный на пленку голос, и двери поезда разъехались в стороны. - Туманная пристань. Не забывайте свои вещи в вагонах».

Марк видел, что внутри темно. Даже не так — черным-черно, как будто пространство между дверями густо замазали углем. Но она казалась живой — темнота — и клубилась, как дым, выплескиваясь на платформу черными язычками. Из этой щели, из этого узкого промежутка, похожего на жадную пасть, веяло такой тоскливой безнадежностью, таким холодом, что сердце замирало и съеживалось, как озябший воробей.

- О, поезд, - как будто обрадовался Крот. - Нам повезло, не надо пробираться по лабиринту. Все, дальше иди без меня, - он слегка подтолкнул спутника под локоть, - теперь не заблудишься. И поторопись — времени в обрез. Ну?

- Туда? - Марк попятился. - Нет!

- Ты хочешь спасти Алену? Кроме тебя никто ей не поможет.

- Хочу.

- Тогда вперед!

Он чувствовал, как взмокла спина и как холодный пот течет между лопатками, но заставил себя думать об Алене и, крепко зажмурившись, шагнул в темноту. Плотная стена мрака обступила его. Это была слепота абсолютная и полная, без единого блика, слепота, в которой умирают все зрительные ощущения, даже галлюцинации и сны. Зато в ней обитали звуки — шепот, перемежаемый хихиканьем, далекие и близкие голоса, чье-то шумное дыхание прямо над ухом.

Марк и не заметил, как поезд тронулся, просто мир вдруг начал неотвратимо смещаться... Маленькая замкнутая вселенная наполнилась движением, закачалась и медленно поплыла.

Ему в бок уперся острый локоть, а может, и зонтик или выступающий угол сумки. Прямо у него над ухом кто-то произнес: «Его зовут Марк» и рассмеялся. Вспыхнул крохотный огонек — будто от зажигалки или спички, осветив зеленоватого цвета руку с когтистыми пальцами, и тут же погас.

«Показалось, - упрямо подумал Марк, - наверняка это нормальная рука, просто отблеск такой. Но откуда им известно мое имя?»

Как он ни хорохорился, ужас медленно вползал куда-то под сердце, а оттуда ручейками растекался по всему телу. Нет ничего кошмарнее темноты, в которой прячутся монстры. Воображение рисовало чешуйчатых рептилоидов, и зубастых оборотней с волчьими мордами, и крыс величиной с овчарку, и клубки змей на полу, и мерзких ядовитых сороконожек. От страха он крепко зажмурился. Огонек отпечатался на сетчатке оранжевой звездочкой, и мысли, озаренные ее слабым блеском, немного прояснились.

«Нет, - сказал он себе, - прекрати фантазировать! Это не про меня, а про какого-то другого Марка. Мало ли о чем говорят люди в поезде. Я просто еду в метро... Куда? Какая разница. Туда, где Алена».

Какой же все-таки длинный перегон от станции до станции. И ход у поезда непривычный. Точно самолет летит — не постукивает колесами по рельсам, а проваливается в воздушные ямы. Вверх — так, что закладывает уши, а потом вниз — отчего к горлу подкатывает тошнота. Постепенно голоса и шепотки стихли. Остался только далекий шум ветра, а может, и дождя, или заунывное, тонкое завывание метели. Перед глазами поплыли цветные пятна, и Марк с ужасом понял, что засыпает. Тело расслабилось и словно онемело. Он не мог пошевелиться, не понимал, сидит или стоит.

«Похоже на смерть, - мелькнула сонная мысль. - А если я умер, то какая разница, что с моими женой и сыном, где родители и куда пропала Алена. У мертвых не болит сердце».