Страница 17 из 78
– Янн Мартел. Жизнь Пи.
– Надежда, возьми кусочек мяса. Тебе понравится.
Мой желудок отчаянно отрицает возможность вместить в себя ещё хоть крошку. Я сейчас лопну от такого количества еды во мне. За пять лет я съела меньше, чем за этот ужин. К тому же… я не ем мясо.
Вместо ответа я качаю головой и довольно улыбаюсь.
– Ну, как скажешь. Мэри готовит лучшие рёбрышки на свете, – мама смущённо мне улыбается, но я снова качаю головой, утверждая, что сыта по горло.
Я ещё решаю, встать мне или остаться, когда входная дверь открывается и входит Алекс. Он выглядит также, как и в прошлый раз, только волосы теперь распущены, а лицо выглядит более угрюмым.
– Привет, дорогой. Садись к нам, поешь.
– Рыжая заняла моё место, – вместо приветствия бурчит он.
Ещё чуть–чуть и веки выпустят глаза на свободу. Ресницы коснулись бровей. Я нервно вскакиваю и переставляю тарелки. Мои губы двигаются, но я не сразу понимаю, что повторяю: «Прости.» Я чувствую на себе мягкий взгляд мамы. Ей стыдно за своего сына. Я не обижаюсь. Но эта странная презрительная дрожь всё же находит мои руки.
Алекс молча садится на своё место, но я не готова сесть напротив него, поэтому начинаю судорожно мыть скопившуюся посуду.
– Садись, Надежда. Ты почти ничего не съела.
– Нет, нет. Всё в порядке, – мой голос звучит настолько странно, что я сама пугаюсь его звучанию. Такой спокойный, со сквозящей в нём отстранённостью. На губах играет лёгкая улыбка. Я в порядке. Просто без лёгких мне трудно дышать. И куда делись все мои внутренности?
На кухне тихо. Только шум воды потоком льётся в уши. Если закрыть глаза, можно представить, что стоишь у водопада. Можно представить, что всё хорошо. Но мне всё равно придётся увидеть всю правду настоящего момента. Мне всё равно придётся открыть глаза, рано или поздно.
– Я помогу, – говорит мама и берётся вытирать все помытые тарелки полотенцем. Папа молчит. Он долго смотрит на Алекса, но его это нисколечко не беспокоит. Он спокойно доедает свой ужин и кладёт тарелку в раковину. Я как раз вытаскивала оттуда очередную вилку и наши пальцы на секунду соприкоснулись. Я испуганно посмотрела на Алекса, ожидая очередную грубость с его стороны, но в его глазах была такая глубокая печаль, что мне пришлось отвернуться, чтобы не зарыдать в тот же момент. Он ушёл, не произнеся ни звука. Я осталась, опустошённая и убитая странными перемешавшимися чувствами.
Папа продолжал молчать, когда встал из–за стола. Он молчал и тогда, когда подошёл к раковине со своей тарелкой. Он молчал, когда глаза его кричали об усталости, смущении и сотне различных мыслей на счёт Алекса. Он молчал, когда поцеловал меня в волосы на макушке и выходил из кухни. Мне не нравилось, когда он молчал. Это говорило о том, что он очень сильно расстроен. Его молчание говорило больше, чем я когда–либо могла понять.
– Это пройдёт, – прошептала мама мне на ухо, когда мы закончили мыть посуду.
В этот момент я подумала о Вселенной. Она такая огромная, возможно бесконечная, но ей не плевать на нас. Ей не наплевать на то, кто мы такие, что мы делаем и где находимся. У неё нет конца и нет начала, и она не подвластна времени. Но люди подвластны. Это пройдёт… Когда? Завтра, через год или, когда сама смерть придёт это прекратить. Это пройдёт… Вселенная такая огромная, возможно бесконечная, ей не на что надеяться, когда люди только этим и занимаются. Это пройдёт… Я надеюсь.
Я сижу в гостиной с родителями. Мы долго разговаривали о всяких мелочах. В конце концов я просто замолчала. Кажется, я пришла в норму. В мою норму, которую сама себе придумала. Когда я молчу и не двигаюсь, рассматривая одну точку. На родителей это не повлияло. Гул их разговора стоял в моих ушах, когда прозвучало ровно два твёрдых стука в дверь.
– Наши вещи, – воскликнула мама.
Началась настоящая суматоха. В дверь входили и выходили люди, несущие какие–то коробки, пакеты и мебель. Я наблюдала за всем этим со стороны, но, когда мама позвала меня наверх, мне пришлось стать частью всего этого движения. Я поднималась по лестнице за мужчиной с миллионом сумок в руках, а сзади со звонкими возгласами несколько мужчин тащили мой книжный шкаф. Когда я попала в свою комнату, то сначала не узнала её. Слишком много людей. Слишком много предметов. Слишком много слов. Я растерялась.
– Сюда, милая! – позвала мама.