Пустыне снится снег

– Ты знаешь, что пожалеешь, Шадр.

– Неправда, – усмехнулся он. – Жалеешь ты, а мы с Мирой – нисколько. Как армор и давно уже самостоятельный человек обещаю тебе – мы поженимся. Или Мира, или никто. Тебе остается принять это, мама.

– Ты давно уже взрослый, – нахмурилась она. – Ты обеспечиваешь себя и, конечно, обеспечишь свою семью. Но если все-таки ошибся, если эта девушка окажется недостаточно… хороша?

Я покраснела, Ашри напрягся.

– Ты учила меня уважению, мама. Говорила: всегда смотри на людей как на созданий божиих. Бог не сделал нас разными, все различия – в мыслях людей. И ты, оскорбляя при мне Миру, оскорбляешь меня.

– Я имею право не одобрять твой выбор, – сказала она уже не так сдержанно и властно.  

– Ты имеешь право даже проклясть меня, но что это изменит? Мы давно уже чужие люди, – с невероятной печалью отозвался мужчина. Никогда еще его голос не звучал так тяжело и безысходно.  

– Да, с тех самых пор, как ты обидел меня непокорством.

– С тех пор, как я принял верное решение.

Она вздохнула и смерила меня долгим и пристальным взглядом.

– Что же, поступайте, как вам велит сердце. Я, пожалуй, вызову такси.

– Нет, мама. Я довезу тебя, и это не обсуждается. Если хочешь поехать раньше, и передумала пить чай – можешь уйти сейчас.

Я знала, что она уйдет. А еще знала, что Ашри всю дорогу будет слушать о том, какая я никчемная… Так жестоко и несправедливо, но, наверное, в чем-то свекровь была права. Для такого мужчины, как Ашри, я бы тоже хотела идеальную во всем девушку, и пообещала себе, что непременно стану лучше ради него.

А пока предстояло с достоинством проститься со свекровью. Слава богу, она не стала снова прожигать во мне дыры, и даже пожала руку.

– Всего доброго, Мира.

Как будто пожелала провалиться сквозь землю. Мне стало смешно и печально.

– И вам доброго пути, госпожа Драхимди.

Ашри взял сумки матери, поцеловал меня в щеку на прощание.

– Не грусти, лапка. Я скоро вернусь. Позвоню, как только буду выезжать из аэропорта.

– Хорошо, я буду ждать.

Дверь закрылась – словно между нами выросла крепостная стена. Я сразу пошла работать, потому что переводы приводили меня в собранное состояние и не давали горевать. Тем более зная, как важны получаемые сведения, я потихоньку искала в предсказаниях закономерности, особенно уделяя внимание датам. Однако, чтобы понять будущее, все-таки нужно было быть тайвором. Переведя несколько больших плит по фотографиям, я скопировала сведения на флешку и открыла свою страницу в сети, чтобы пообщаться с друзьями. Первой на мое сообщение отозвалась Кэс. Девушка написала, что у нее все хорошо, и что она познакомилась с соседкой – старой-престарой одинокой бабушкой. «Зная, что она за стеной, я чувствую себя спокойно». И добавила через несколько секунд: «Она тоже рада такому соседству». Я почувствовала облегчение – куда лучше знать, что Кэсьен в этом доме не единственный жилец. Еще через минуту Нюша сообщила мне, что встречается с мужчиной – одиноким отцом двух четырехлетних девочек, которых он водит в садик. А потом написал Пашка – он как всегда был среди своих пушистых друзей. Последней отозвалась Таня, приглашая подъехать в салон завтра к двенадцати. Я сидела за компьютером еще полчаса, а потом решила размяться. В необставленном зале было полно места для любого, самого сложного танца, и мне хотелось доказать себе, что я отнюдь не такая глупая и никчемная, как считала мать Ашри.

Я знала сразу, что, когда встречусь со свекровью, – не впечатлю ее. И не потому, что мне не хватало очарования или ума. Наоборот, слезливая, покорная девочка, которая бухнулась бы на колени и умоляла о благословении, возможно, имела бы шансы понравиться. Но не я – прямая, сердитая, влюбленная в Ашри по уши и жадная до него. С мамами надо уметь делиться, но я хотела забрать мужчину себе целиком, и госпожа Драхимди наверняка это поняла…

Но вскоре мои чувства угомонились, движения смягчились, дыхание наладилось. Я была сама собой и радовалась этому. Трудиться несмотря ни на что, ведь именно моя жажда танца так нравилась Ашри! И пусть танец пустоты ожил лишь частично, он все равно был чудесен. Еще неровно бьется его сердце, не горят огнем глаза, не развеваются длинные кудри. Но он уже – существо, он дышит и осознает. Я открываю ему сердце, учу мыслям, я творю что-то невообразимо прекрасное и ужасное одновременно, ибо пустота возможна там, где когда-то была наполненность. И долго, с бесконечностью наперегонки бежит музыка – то стройная, с одинаковым ритмом, то беспокойная, разбитая на части…

А потом я перестала чувствовать ноги. Не знаю, что именно произошло. По ощущениям – нечто слишком странное, чтобы это принять. Как будто пола не стало, и стены расступились, и вокруг было только само пространство – неощутимое, но существующее. Как будто танец в небе, хотя на самом деле я стояла. И дышать стало труднее, словно на меня медленно надевали пудовые латы – для защиты, для битвы, для того, чтобы сокрыть уязвимое тело. Уши заложило, темнота сгустилась в светлой зале… И я поплыла, тяжелая, но пустая, невероятно гибкая и похожая на тугой узел, а вокруг бродили созвездия, и туманности, и огромные, раздутые планеты, объятые многочисленными кольцами…

Меня привело в чувство ощущение присутствия и тихий голос. Это был Ашри, и я лежала у него на руках. Ресницы прилипли к щекам – я что, плакала?

– Привет… – прохрипела я, не понимая, что произошло.

– Ты меня напугала, – отозвался мужчина.