Страница 10 из 16
— И что ты хочешь теперь? Жизнь уже никогда не станет прежней, — сознавалась она себе, сидя, подобрав ноги, на широком подоконнике. Она привыкла быть одна, ее не пугала темнота и тишина одинокой квартиры. Виктория пыталась найти в своих размытых мыслях спасительную нить и, ухватившись за нее, выбраться, наконец, из той неизвестности, в которой пребывала все это время. Он сейчас где-то далеко отсюда, быть может в его чувствах к ней не было ничего, из того что она вообразила когда-то, полагаясь только на свои личные переживания. Его отчаянная попытка спасти ее от неминуемой расправы, возможно, была продиктована простым человеческим участием. Кто знает, что он потерял в кровавой жатве войны.Нужно было оставить прошлое, каким бы трудным это не было для нее.
Внезапно, резкий сухой стук пробудил Викторию от летаргии, в которую она была погружена уже несколько часов подряд. Она встала машинально, даже не спросив, не включив света, сразу же открыла дверь и застыла на пороге, словно увидев призрака, пришедшего из ее воспоминаний.
Полумрак квартиры окрашивал все вокруг в цвета черно-белого фильма, только луна заглядывала в окно, молочно щурясь и разбрасывая по комнате мягкие полутона. Он смотрел на нее, не отрываясь, также застряв на пороге, как будто между прошлым и будущим, не смея сделать шаг.
Время и пространство сжались до этой заветной секунды, когда им обоим требовалось осознать, что это не сон.
Тени и лунные блики стали их союзниками, успокаивали, окутывали дыханием тайны, обещали, заманивали, лечили изнывающую душу.
Он шел сюда только с одним желанием — проститься, объяснить, зачем приехал, почему не мог сделать это раньше. Ни на что, не рассчитывая, не ожидая от нее ответных чувств. Это казалось ему почти невозможным. Но та записка, отчаянно оставленная ею в отеле, будила в нем совершенно неуместную сейчас надежду.
— И о чем только она думает, разбрасываясь своим адресом, да еще так смело открывая дверь в темноте! — с досадой подумалось ему, — Словно наверняка ждала его. Ведь на его месте мог быть кто угодно! Она так и осталась тем упрямым, отчаянным ребенком, которого он встретил когда-то в промозглых застенках СС. — Уильям старался быть собранным, но у него не получалось. Он подумал, что возвращаться — плохая примета, почувствовав как рушатся его планы. Потому, что сейчас читал в ее глазах, восхитительно освещаемых лунным светом, не жалость и не удивление, не смятение и робость, ничего из того что придумал себе, собираясь на эту встречу. Теперь он видел и осознавал, что она любит, любит его — Уильяма Лэма, человека, о котором ничего не знает и с которым ее связывает лишь пропитанное пеплом и кровью прошлое.
Она интуитивно угадывала, что он собирался ей сказать. Полумрак одинокой комнаты скрывал на половину его лицо, он отводил в сторону глаза, словно пытаясь оправдаться. Вдруг ей стало страшно от того, что после его слов между ними снова протянется пропасть. Только не сейчас. Только не в этот момент, когда они, впервые за много лет, были так близко друг от друга.
Их молчаливый диалог, скрытый волшебством лунной ночи, должен был закончиться. Одновременно они сделали отчаянный шаг навстречу друг другу. Секунда, и она уже была в его крепких руках, со вскинутыми в порывистом жесте руками, окружившими его шею.
Он, немного приподняв ее над собой, заглянул в глубину глаз с невысказанной нежностью, словно пытаясь запомнить каждую черту ее дорогого лица, каждую искорку в повлажневших глазах. Из его рта вырвался то ли вздох, то ли мольба:
— Виктория, ты даже не знаешь, на что идешь… не знаешь, что я…
Теперь ее маленькие ступни едва касались пола. Виктория инстинктивно притянула его голову к своей груди, не дав ему продолжить приготовленную речь, погрузившись пальцами в темный шелк волос слегка тронутый на висках серебром. Этот жест окончательно его обезоружил.
Отпустив ее, он, наконец, наклонился и позволил себе отдаться самому сладкому и пьянящему поцелую в своей жизни. Уильям сдавался этому обворожительному противнику, не переставая удивляться какую власть, она имеет над ним. Противоядия не существовало, его вены наполнились огнем, в котором сгорели последние сдерживающие его аргументы, пустые слова, так и застрявшие на языке.
Она почувствовала себя хрупкой драгоценной вазой, в руках заботливого мастера, которую он, покрывал затейливым узором самых искусных поцелуев. Его касания были очень нежными, ласковыми, но страстными и настойчивыми одновременно. Наконец, они забыли про все свои обиды, сомнения и страхи, про тонкие стены и любопытство соседей, которые могли услышать их стоны, прерывающиеся, захлебывающимся в поцелуях, шепотом. Сплетение их рук, их тел было соединением судеб и жизней, которые они когда-то подарили друг другу. Все слова, все вопросы, все будет потом…