Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 84

— Ещё подождать придётся, − ощущая себя странно и неловко из-за недвусмысленного интереса к ней провожатого, нехотя отрываясь от подсматривания.

Мужчина лишь снисходительно улыбнулся, уверенно развернул её спиной к себе, положил её руки на поручни, за которые держались уборщики, когда выглядывали из дверцы, чтобы позаботиться о картине, и начал задирать юбку, оглаживая бёдра.

Поначалу леди растерялась и подчинилась, но сообразив, в чём дело, начала пытаться развернуться, лягнуть или укусить напарника, но всё это делала она тихо, не забывая, где находится. Их возня обоих больше распаляла, чем охлаждала. Леди Дан растрепалась, раскраснелась и норовила в отместку расцарапать лицо наглецу, но тот только усилил нажим и раз уж она исхитрилась развернуться, сделал попытку добраться до полной груди.

— Мерзавец, развратник, − выплёвывала она ему, пытаясь посильнее достать коленом, но тут он оставил её одежду в покое и, резко опустив руки на ягодицы, притянул к себе и, прижав к стене, чтобы не увернулась, принялся яростно целовать. Напор и желание мерзавца были столь сильны, а сопротивляться уже не оставалось сил, да и когда ещё втихушку, не в ущерб репутации можно будет вкусить плотской радости.

Жертва распалилась и превратилась в жаждущую вроде бы отмщения хищницу. Уж она покажет этому мухомору, что он никчёмный, не способный удовлетворить женщину вояка.

Теперь уже она притянула его за зад к себе, чтобы сквозь ворох тканей почувствовать, что он ей там предлагает и стоит ли связываться с ним или лучше обидно обсмеять его.

А толстые губы уже действовали, даря обещанные ласки, руки уверено отодвигали лишние тряпки и помогали добраться женским ручкам до своего дружка, чтобы направить наиприятственное для двоих движение.

И снова мужские грабли занялись приятным ощупыванием, прижиманием. Вскоре в нетерпении он её обратно развернул, дал возможность опереться и занялся тем, на что нацелен был с самого начала.

Попавшаяся к нему бабёнка была упругая, крепкая, налитая, хотелось протянуть руки и мять ей груди, но сверкающая белизной попа манила, и он подарил ей своё внимание, не забывая вколачиваться. Они чуть не прозевали начало слушания. Оба жадничали, старались урвать сладкого безумства от случайной встречи.

Позволили себе многое, может, мужчине и не впервой было «многое», но Ирме неистовство оказалось в новинку, её зад был затискан, горел от детских и поначалу обидных ударов. Платье он заставил расстегнуть до пояса и выставить груди напоказ, и губы у него действительно оказались тёплыми, мягкими и сладкими.

В какой-то момент ей стало очень жаль, что она больше его не увидит, не повторит бесстыдство, но мысли о будущем никуда не делись и когда, наконец, слушание началось, она сосредоточилась и слушала.

 Мужчина ей не мешал. Облокотившись на противоположную стену, он оценивающе оглядывал её и прислушивался к происходящему.

Он прекрасно знал, с кем имеет дело. Помнил её ещё молодухой, посмеивался со всеми, когда видел, как муж дразнил её, раззадоривая на высказывания, а потом осаждал, подчинял, а она злилась, пыхтела, но замолкала. Покойному ныне Дану нравилось наблюдать, как она кипит, искрит, хорошеет, но подчиняется.

А вот их сынок не справился с матерью, об этом мужчина тоже слышал. Да и времена тогда наступили непростые, а бабе никак нельзя давать власть в руки. Сожрала парня, давя родительским словом и вздорным характером, теперь вот за второго взялась, да на невестку наткнулась.





Градоначальнику всё знать нужно, а человеку, всю жизнь прослужившему у него, не сложно новости собирать, когда других обязанностей нет. Почётная старость, живи, не хочу. Дети пристроены, внуки тоже, а то, что всю жизнь хотелось выбиться и стать самому хозяином… ну что же, значит, не дано было. Хотя, может это знак судьбы? Прибрать к рукам пылкую курочку да топтать пока силы есть. Задорная она, не растеряла с годами злость, подучить заморским новинкам, да и наслаждаться жизнью вдвоём.

Мысли мужчине понравились, на разницу в статусе он внимания не обращал, главное, чтобы сынок её не возражал, а он, думается, только рад будет с глаз долой матушку сплавить. Ещё раз осмотрев старательно прислушивающуюся женщину и довольно цокнув языком, так и решил, будет ему забава усмирять кобылку. Сомнений, что справится, не было, а предвкушение даже глазки замаслило, и он уже подобрался, что бы ещё разик развернуть леди, как ему удобнее будет, но тут она словно решившись на что-то, заговорила.

— Э-э, − протянула она, поняв, что даже имени не знает.

— Велунд, − поняв её затруднения, подсказал мужчина. Она кивнула, принимая подсказку, но о себе смолчала.

— Видишь ли, Велунд, слушание теперь будет завтра, и я хочу опять всё слышать.

— Ну что ж, сколько стоит побыть в этой комнате, ты знаешь, красавица, − ухмыльнулся жеребец, вгоняя в краску вроде бы успокоившуюся леди. Пеньком и старичком его звать больше не хотелось даже в мыслях. Такие успокаиваются только в гробу, вечный бык-осеменитель, кобель… Пришлось заставить себя угомониться, а то с ним рядом всё что-нибудь назло хочется сделать, ударить бы козлину, но так, чтобы он не отступал, а повоевал с ней, как давеча… Даже некультурно сплюнула на себя, на него, на разыгравшееся воображение и тоскующее тело, которое почувствовав жизнь, льнуло к нему.

— Я не против, но знаешь, что я заметила?

Велунд состроил насмешливое выражение и ожидал, чем удивит его голубушка.

— Заседали они долго, а никто угощений не принёс, даже водички не поставили. Опозорился твой глава.

— Тебе-то что за дело до угощений. К столу всех опосля пригласят.

Леди отмахнулась рукой.

— Покормить это одно, а лёгкую закусочку, напитки на выбор для важных людей — совсем другое.