Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 32

Легкий осенний ветер бабьего лета носил по пустым коридорам старого цирка шепот последних теплых дней. Тихо шуршал брезентом форганга с изнаночной стороны выхода на манеж. Крался мимо клеток и вольеров с дремлющими цирковыми четвероногими и крылатыми артистами. Заглядывал в потаенные углы, где хранился цирковой реквизит, а также в окна опустевших гримерок.

И если бы ему хватило сил пробраться в святая святых старого цирка, на арену, то он мог бы подглядеть за тем, как два странно одетых человека, совершают странные манипуляции с различными предметами. Судя по всему, на манеже репетировали клоуны.

Предметы, с которыми работали артисты, не просто перемещались — они абсолютно хаотично взлетали в воздух и падали, иногда опускаясь прямо артистам на головы. Присмотревшись попристальней, можно было обнаружить, что клоуны не репетируют, отрабатывая новые трюки — они дерутся!

Как дерутся клоуны? Также как и живут. Наивно и смешно. Просто представьте себе, как два нелепо одетых человека, похожие скорее на двух детей, машут друг на друга руками, сопят и иногда лягаются ногами. Если под руку попадается какой-либо предмет, то предмет этот не наносит удара по противнику, а по странной траектории скользит мимо, а иногда просто взмывает в воздух, чтобы упасть где-нибудь. Ну, иногда исключительно случайно что-то возвращается сверху на голову одного из дерущихся.

Драка продолжалась уже довольно долго, и, казалось, могла продолжаться бесконечно, если бы один из дерущихся, Лешик, не упал. Гошик поначалу не понял, что случилось, и ожидал, что Лешик сейчас поднимется - стоял наизготовку с насупленными бровями, чуть наклонившись вперед, и заслоняясь от противника руками, согнутыми как у боксера.

Но Лешик не поднимался. И тогда Гошик кинулся к нему, и начал тормошить, приговаривая:

- Ну ладно тебе, Леш! Ты чего? Очнись! Леш!

Лешик очнулся. Он привстал, покрутил головой, и из правой ноздри у него показалась струйка крови. Гошик кинулся искать платок, нашел в кармане широченных в клетку штанов, и сунул Лешику под нос. Но тот молча отвел предложенную руку помощи, встал и, пошатываясь, пошел прочь, а потом и вовсе исчез в огромном темном зеве форганга...

***

Лешик и Гошик встретились в цирковом училище, учились вместе, вместе выпустились и... стали вместе работать. Это был тот самый редкий случай, когда клоунский дуэт удачно складывается уже на стадии обучения.

Жили они всегда дружно, в случае неприятностей стояли друг за друга до конца. Когда Гошика отбраковали на первом курсе по причине особенностей строения спины, Лешик поднял на ноги всех своих и Гошика родных и знакомых. Потому как оба были из цирковых династий. Гошика тогда отстояли, и по окончании училища тот стоял в мостике не хуже любого акробата.

В числе немногих цирковых клоунских пар, они имели на выходе в большую профессиональную жизнь хороший добротный репертуар. Благо, родители Гошика, клоунская цирковая пара, проработавшие в манеже вместе более тридцати лет, приложили немало усилий, чтобы этот репертуар состоялся. И в отличие от большинства работавших одновременно с ними клоунов, Лешик и Гошик демонстрировали на манеже не только стандартные акробатические трюки и репризы, но имели свой непохожий ни на кого стиль.

Лешик выходил на манеж в огромной зеленой шляпе, кургузом пиджаке-фраке в обтяжку, и в узеньких полосатых штанах и играл такого нелепого скромнягу, которому постоянно случайно попадало. А Гошик надевал широкие штаны в клетку, картуз и яркую жилетку на голое тело. На шею он еще добавлял белый шарф, который нередко становился частью реквизита. Играл Гошик эдакого заносчивого типа, который постоянно задирал персонаж Лешика. Видимо это Лешику в конечном итоге и надоело.

***

На другой день после той злополучной драки Гошик в цирк с утра не пошел. Хотя в расписании репетиций для них с Лешиком было выделено время с десяти утра и до часу пополудни.

Вечером, встретившись в гримерке перед представлением, артисты не разговаривали. Представление было последним в этом городе. Отработав и не попрощавшись, оба ушли в гостиницу.

А на другой день Гошик узнал, что Лешик подал заявление на увольнение, собрал вещи и уехал в неизвестном направлении...

В тот же день состоялся неприятный разговор с директором программы, Эмилем Саввичем Корнеевым.

Эмиль Саввич, мужчина преклоннного возраста, всегда демонстрировал окружающим гордую осанку и аккуратность во всем.

Вот и сегодня Эмиль Саввич был безукоризненно чист и благоухал дорогим парфюмом на весь директорский кабинет.

Гошик робко протиснулся в дверь и суетливо расположился на стуле перед директорским столом, ожидая взбучки. А взбучку Эмиль Саввич устраивать подчиненным умел. Начинал разговор с нарочито вежливого «присаживайся» и заканчивал фатальным «расстанемся». Голос не повышал, но сказать умел так, что пот холодный и мурашки появлялись у провинившегося еще при первом «присаживайся».

Сегодня «присаживайся» не прозвучало. Глядя на Гошика сверху вниз, директор долго молчал, выдерживая паузу. А потом произнес длиннющее:

- Дааааа...

Гошик молчал. Ну что же тут скажешь? Конечно, было обидно, что Леха смотался по-быстрому, оставив его разбираться с проблемами одного. И главное, ничего не объяснил... Нет, объяснил, позавчера. Перед тем, как в сердцах кинул в него старенький, видавший виды, верный, любимый ими обоими зонт.

Этот зонт был их талисманом. Они его купили несколько лет назад в каком-то городе, и полюбили не сговариваясь. Молча. Эта любовь у них выражалась в односложных редких фразах. Например, Лешик мог спросить: «А зонтик не забыл?» И сразу становилось понятно и значение этого предмета, и отношение к нему обоих, потому что на этот вопрос Гошик неизменно отвечал: «Нет, конечно! Ну как же! Что ты!». И сразу как-то становилось уютнее в помещении, напоминавшем обычно в день сборов и переездов из города в город магазин во время ревизии.