Подарок

— Я посмотрю их позже. Принц Альберт, узнав о Вашем приезде во дворец, желал бы переговорить с Вами по интересующему его вопросу.

«Интересно, о чем же Альберт хочет говорить с моим премьер-министром?» — подумала она немного ревниво и позвонила в колокольчик. Рослый лакей в пудренном парике тотчас появился на пороге.

Принц Альберт был свеж и с излишней немецкой тщательностью одет в облегающий бархатный сюртук и неформальные брюки. Галстук был повязан с таким отсутствием фантазии, что любой английский джентльмен за милю признал бы в нем иностранца. Весь его вид выражал здоровое деятельное нетерпение, и, поздоровавшись с Мельбурном, он тут же перешел к делу:

— Хотел бы с Вами, виконт, обсудить вопрос о роли рождественского дерева в укреплении народных традиций!

— Да, сэр, — сказал, на мгновение замешкавшись с ответом, премьер-министр. — Мне представляется, что этот вопрос как никогда актуален.

Королева недоуменно посмотрела на обоих мужчин, которые, откланявшись, вышли из приёмной, продолжая обсуждать в коридоре этот животрепещущий с их точки зрения вопрос.

Ее супруг был неисправим, любое поле деятельности казалось ему важным и значительным в собственных глазах! Она задумчиво перебирала на столике исписанные ровным, немного старомодным почерком Мельбурна листы, когда мысль о том, с кем и как он будет готовиться к Совету, тотчас испортила ее умиротворенное настроение.

Когда обсуждение роли ели и других хвойных пород в укреплении рождественских традиции английского народа было закончено, Мельбурн кратко поделился с принцем итогами вчерашних задержаний. Операция прошла более чем успешно, и он искренне поблагодарил супруга королевы, отметив неоценимый вклад сэра Роберта в ее подготовку. Принцу было приятно это признание опытного политика, и на его, всегда немного отстраненном, лице появилось подобие улыбки. Засим они расстались, и Мельбурн с лёгким сердцем покинул Букингемский дворец — он вернётся сюда только в следующем году!

После аудиенции у королевы он заехал на ланч к сестре в Мельбурн-Хаус. Ее повар всегда мог предложить что-то особенное его взыскательному вкусу, а компания близких и дорогих людей была важна ему перед отъездом в Брокет-Холл.

Эмили видела новое задумчивое выражение, не сходившее с лица брата, но терпеливо ждала: Уильям сам скажет, если захочет.

За столом их было четверо: приехала дочь с мужем и маленьким сыном, что под присмотром няни спал в детской после кормления.

Лорд Палмерстон ещё не вернулся из присутствия и ожидался только к вечеру. Зять Эмили, молодой амбициозный лорд Эшли, в отличие от смешливой племянницы Мельбурна, был сдержанным на эмоции, серьёзным молодым человеком и уже опытным политиком от партии тори.

«На таких, как он, и будет в скором времени держаться Парламент», — думал Мельбурн, намазывая превосходный паштет на тёплую булочку-скон. Бокал вина, изысканные блюда и приятная беседа — вот все, что ему было сейчас нужно.

За двое суток, проведённых в Лондоне в эти последние дни декабря, Уильям толком не спал и ел, что придётся. Это маленькое послабление своему телу перед возвращением в Хартфордшир он позволил себе сознательно. В стенах родного дома, сидя под портретами своих предков, и особенно любимого, кисти Лоуренса портрета матери, он уверился в правильности принятого решения, круто меняющего его жизнь. Уже прощаясь с сестрой в холле, он, практически не проронивший и пары слов за столом, загадочно произнёс:

— Я с нетерпением жду нового года и надеюсь, он будет лучше для всех нас!

***-

Убаюканный мерным ходом экипажа, теплом от переносной жаровни, предусмотрительно захваченной камердинером из Лондона, и чувством выполненного долга перед королевой и страной, Мельбурн наконец задремал.

Мысли о возвращении домой и коробочке с кольцом матери, приятно оттягивающей карман, возвращали на его усталое лицо тень лёгкой улыбки. Ему виделась Виктория, такая же нежная и прекрасная, как в последний вечер перед отъездом, и почти чувствовался запах ее неведомых духов. Уильям живо представлял, как она выбежит ему навстречу и, вдруг отбросив все условности, обовьет его шею руками. Он прижмёт ее к своему сердцу на глазах обитателей Брокета, не думая о чьих-то осуждающих взглядах. Теперь это уже совершенно не важно, ведь в скором времени они соединят свои души и судьбы перед Богом.

Впервые после стольких лет Мельбурн возвращался домой в таком радостным предвкушении, преисполненный согревающей душу надеждой.

Подступающие сумерки уже начали скрывать крыльцо главного входа. Экипаж хозяина встречали заученно вытянувшиеся фигуры лакеев и дворецкого. В глаза вышедшего из экипажа Мельбурна тут же бросился причудливый венок из остролиста, прикрепленный к входной двери. Это воплощение фантазии и мастерства мисс Кент вызвало совершенно счастливую улыбку на лице виконта, его ждали и готовились к встрече!

Но постная и невозмутимая физиономия дворецкого, и особенно его слова, быстро заставили Мельбурна вернуться из мира грёз.

Объяснения старого слуги продирались к его рассудку словно через плотную завесу тумана:

— Рады Вас видеть в добром здравии, милорд. Да, милорд, то есть, нет, милорд. Уехала ещё вчера вечером. Как же, не одна… Молодой джентльмен до чая… Нанятая карета из Лондона. Но, милорд, на этот счёт не было инструкций… Если бы Ваша Светлость распорядились…

Это казалось совершенно диким и невероятным, но Виктории больше не было в Брокет Холле. Сердце сжалось болезненным холодом, и он вдруг услышал свой собственный голос, едва не сорвавшийся на крик:

— Бренди в кабинет!

Мельбурн широкими отчаянными шагами пересёк холл. Если и есть всему этому хоть какое-то объяснение, то наверняка он найдет его в обители своих полуночных бдений и тревожных мыслей!

Первое, что Уильям увидел на письменном столе рабочего кабинета, был его портрет, написанный рукой Виктории. На нем стояла подпись автора и неожиданно далекая дата «12/28/04». Под массивным папье-маше обнаружился сложенный вчетверо листок.

Он порывисто развернул записку и первые мгновения не мог уловить значение букв и строк, как будто они никак не хотели проникать в его сознание. Но потом, собравшись, прочел написанное вновь:

«Я знаю, Уильям, что поступаю недостойно и подло, покидая Брокет Холл в Ваше отсутствие. Даже не попрощавшись, не сказав, как сильно я страдаю от того, что мне пришлось сделать… Но поверьте, так будет правильно для нас обоих. Я многое поняла за те дни, что провела здесь: у меня не было права вторгаться в Вашу жизнь, ставить под угрозу Ваше имя и карьеру, пытаться перекроить наши судьбы назло законам времени. Я люблю Вас, люблю слишком сильно, чтобы причинить хоть малейшее зло и навлечь беды, которых Вы не заслуживаете. И это, наверное, единственное мое оправдание.

Я уже никогда не узнаю, простите ли Вы меня, да и заслуживаю ли я Вашего прощения? Но каждое мгновение, проведенное рядом с Вами, каждый Ваш поцелуй и каждое слово навсегда останутся в моем сердце. Я никогда не смогу забыть…»

Он прочёл ещё раз и вот тогда, наконец, понял их однозначный прощальный смысл. Злость и отчаянье одновременно поднялись к самому горлу, и рука потянулась к стакану…

Глубокой ночью Хопкинс безмолвной тенью проскользнул в приоткрытую дверь кабинета, наметанным взглядом оценив обстановку внутри. Перед тем, как задуть свечи в канделябре, он бросил взгляд на акварельный портрет Мельбурна, лежавший на столе, и забрал недопитую хозяином бутылку. Дата, проставленная на рисунке привела его в полное замешательство. Что же означает это таинственное «04»?