Страница 89 из 113
Мы прибыли в столицу аккурат в первый день месяца поворота, знаменующего переход с лета на зиму. Так и жизнь моя вослед за сменой времен года сделала очередной поворот, что было в высшей степени символично. Уже в предместьях нас приветствовали восторженные крики, а что творилось за городскими стенами! Толпа собралась небывалая, хотя до сих пор мне казалось, будто я видел все проявления многолюдья. Казалось, какие ни есть горожане разом вывалили из своих домов: в шелках и в рванье, здоровые и увечные, мужчины, женщины, старики, детвора - вперемешку. Люди запрудили улицы, свешивались из окон, отталкивая друг друга, мостились на коньки крыш, карабкались на плечи мраморным изваяниям. Пока мы следовали по Королевскому мосту, парочка самых прытких зевак сорвались с каменных фигур в стылую осеннюю реку.
Толпа гудела растревоженным ульем:
- Наследник вернулся!
- Их высочество принц Ариовист!
- Да здравствует ясный принц!
Я улыбался. Принцесса Нинедетт вышла из своей кареты и ехала по правую руку от меня. Я украдкой косился на нее, черпая уверенность в ее царственной осанке и исполненных величия чертах. Слева гарцевал лорд Эсток. Конь плясал под седлом: стелилась по ветру грива, сверкал шитый серебром чепрак, звенели колокольчики на сбруе. Выправке старика впору было позавидовать. Драко облачился в свой драконий плащ, и зубастая морда хищно скалилась с капюшона. Браго сурово сдвинул брови и положил руку на рукоять меча. Как мог старался я не отставать от своих благородных спутников.
Тем временем мы миновали еще один мост, на сей раз подъемный. Бревна гулко дрожали под ударами копыт, внизу плескалась мутная вода окружавшего дворец рва. Сквозь башню, свод которой был настолько низок, что всадник мог проехать под ним лишь тесно прижавшись к шее коня, попали мы во внутренний двор, где челядь тотчас обступила нас.
Прежде я думал, что все дворцы одинаковы. Но тот, которому отныне суждено было стать моим пристанищем, мало походил на резиденции северных владык. Не имевшему ни малейшего представления об архитектурных стилях, я постигал разницу между гранями великолепия, ориентируясь лишь на собственный вкус. Я терялся среди нескончаемой череды переходов, ловил в анфиладах эхо собственного голоса, биением сердца мерил высоту мраморных лестниц и крутил головой вослед блестящим флюгерам на шпилях башен. Я внимал шепоту сквозняков в галереях и переливчатым трелям фонтанов в залах. Короли былого надменно и холодно взирали за моими метаниями со стен Портретного зала, чучела кабанов и медведей Охотничьего зала провожали меня пустыми стеклянными глазами, в Оружейном зале начищенные до блеска доспехи дробили мое отражение.
Этими лестницами и анфиладами ходила Сагитта, думал я. Хмурилась, разглядывая портреты былых владык, шептала в гулкую тишь Гербового зала их имена, листала в библиотеке пожелтевший пергамент, на которым запечатлены родословные и перечислены заслуги членов королевской семьи.
Беспокойство о колдунье не оставляло меня. Пользуясь положением наследника престола, я разослал гонцов с портретом Сагитты во все концы королевства и за его пределы, но поиски не приблизили меня к разгадке ее исчезновения. За неимением вестей, я все больше укреплялся в подозрениях на счет арла Теодорикта, и желал стать королем тем сильнее, что это позволило бы мне подкрепить свои требования демонстрацией военной мощи – я всерьез намеревался объявить войну арлу къярнов. Ради возвращения колдуньи я готов был пойти войной против целого мира.
Раз в своих блужданиях по дворцу я поднялся по винтовой лестнице на верхний ярус Северной башни. Среди прочих сваленных там предметов, назначение которых было мне неясно, я заприметил серебряную трубу, изукрашенную хитроумными узорами. По обеим концам трубы рыбьими глазами таращились стекла. Я попытался открыть эту диковинную вещицу, но не преуспел. Ведомый любопытством, заглянул я сперва в один глаз, затем в другой. Из-за царящего в башне полумрака внутри ничего не было видно. Тогда я поднес трубу к окну и выставил наружу, не переставая высматривать сокровища в ее глубинах.
Увиденное заставило меня ахнуть: мне показалось, будто Оружейная башня сошла со своего каменного ложа и шагнула мне навстречу. Она стояла столь близко, что я мог разглядеть выщербленные камни со всеми их трещинами и сколами, свежий зеленый мох, заполнявший стыки кладки, глиняную черепицу крыши и даже встрепанную ворону, чистившую перья на трубе дымохода.
Я отнял трубу от глаз, и башня вернулась на свое место. Приблизил опять – и вновь башня оказалась на расстоянии вытянутой руки. Колдовство! – восхищенно подумал я, крепко зажал находку подмышкой и принялся спускаться.
Мало-помалу привыкал я ко дворцу, а дворец привыкал ко мне. Сложнее удавалось привыкнуть к людям. Чтобы не выдать себя, мне приходилось прилагать усилия. Тогда я полагал это удачей, однако годы спустя понял, что моя удача объяснялась отсутствием у Ариовиста настоящих друзей, которые знали бы его настолько близко, чтобы различить подмену.
- Маркиз Лукреций Орли, старший сын герцога Орли, ваш приятель, - прошептал мне на ухо Браго.
Передо мною расшаркивался молодой человек, роскошью одежд и украшений могущий поспорить с убранством Парадного зала. На боку его болтался меч в усыпанных самоцветами ножнах. Жесткий от золотой вышивки дублет плотно прилегал к телу. Худощавый и гибкий, с медными кудрями до плеч, с точеными чертами породистого лица, Лукреций мог бы показаться совершенством, кабы не капризно изогнутые губы и морщины, что, начинаясь от крыльев носа, взрезали кожу безжалостно и четко, начисто перечеркивая то доверие, каким откликаются на красоту людские сердца. По-женски холеные руки маркиза искрили перстнями. Среди них я разглядел тот самый железный перстень, о котором упоминал посол къярнского короля. В окружении бриллиантов и яхонтов простое кольцо смотрелось в высшей степени нелепо, хотя кто это выдумал, будто узилище демона должно отличаться изяществом?