Цветок смерти

Я прекрасно помню предшествующие поединку дни - отмеченные страхом смерти, они таяли один за одним, оставляя горькое и терпкое послевкусие. Я бродил по извилистым дорожкам заснеженного парка мимо печальных умолкших фонтанов, мимо мраморных статуй, по-летнему нагих, и оттого неуместных в этой зиме. Погруженные в зимние грезы, дремали под снегом деревья: статные клены, огромные роскошные каштаны, редкие величественные дубы - ветер беспрепятственно скользил между их стволов, солнце то тут, то там прорывалось сквозь сплетенные ветви. На одинокой рябине стайка хохлатых свиристелей доклевывала сладкие после морозов ягоды.

Мысленно я прощался со всем, что окружало меня: с сиянием дня, с деревьями, которые не надеялся больше увидеть в летнем уборе, со снежным покровом, где точно капли крови рдели оброненные птицами ягоды. Я прощался с моими слугами-соглядатаями, с чьим присмотром успел примириться, прощался с верными Браго и Драко. Воины не оставили меня даже теперь – озябшие, по пояс проваливаясь в сугробы и чертыхаясь, они следовали в отдалении, уважая мое право на одиночество.  Раз за разом просеивал я память, и дни до встречи с Сагиттой отметал как пустые и малозначительные, те же, что были после, старался запечатлеть крепко-накрепко, чтобы в том краю, где кончаются мысли и сны, свет этой любви вел меня.

Никогда не учивший слова молитв, теперь я обращался Создателю. Я искал его в небесах, я воображал его незримое присутствие среди окружавших меня деревьев, я ощущал руку его в прикосновении солнечных лучей к лицу. «Милостивый и милосердный, - истово молил я. – Я доселе не звал тебя, не докучал тебе жалобами, не клянчил твоих милостей. Быть может, ты сочтешь меня недостойным твоей благодати, но если слышишь меня сейчас, не дай моей жертве свершиться напрасно. Береги Сагитту, ибо мне недолго осталось ее беречь». И ответом на мои молитвы трепетали ветви, и редкие снежинки плясали в солнечных лучах.

В одну из таких прогулок я повстречал арла Годерикта. Похоже, ему уже донесли о новой моей привычке, и Годерикт искал встречи со мной. Арл выглядел разгоряченным, как после быстрой ходьбы, однако в бороде его успел намерзнуть иней от дыхания.

- Сестра шлет вам свое благословение, - приветствовал меня Годерикт.

Лучше бы она послала мне свой изумруд, подумал я, но подумал лениво, мимоходом, ибо в ожидании поединка с Шаулой даже камень принцессы Нинедетт не пробуждал во мне былых чувств.

- Премного благодарен, - ответил я украденной у кого-то из придворных фразой.

- Всегда знал, что вы отчаянны, но на сей раз вы превзошли самого себя. Я восхищен вашей смелостью. Сам я предпочел бы выйти на вепря с голыми руками.

- Я не позволю колдуну чернить мое имя на каждом углу, - сказал я так, как по моему разумению должен говорить принц.

Маска, которую я носил, прорастала в меня все дальше и дальше; точно побег хмеля, она оплела и заполнила собой все трещинки моей души, спаяв ее в нечто цельное. Пожелай я, мне нелегко было бы освободиться от этой личины, но я не желал – новый Подменыш нравился мне куда больше прежнего.

- Я слышал сплетни и, давно и хорошо зная вас, не поверил в них ни на йоту. Но я не могу поручиться за других. Люди ленивы. Они охотно принимают за истину то, что им внушают, не утруждаясь самостоятельными суждениями. Ради сестры мне следовало бы отговаривать вас от поединка, и Нинедетт просила меня об этом. Но я понимаю вас, как никто другой. Шаула у меня в печенках засел. Он блюдет здесь интересы моего соседа из-за речки – что-то вынюхивает, чем-то побрякивает, всюду сует свой нос, снует, суетится. Он совершенно обворожил Теодорикта, и, в общем-то разумный малый, Тео внемлет каждому слову колдуна. Я не прочь подраться с давним врагом своим Тео, но колдуну, как той шавке, встревать в нашу свару не след. Так что убив Мантикора, вы окажете мне неоценимую услугу. Со своей стороны я готов всемерно вам поспособствовать. Я верю в ваш военный гений и даже, поведаю по секрету, уже поставил сотню золотых на вашу победу.

Я слушал, ожидая, когда наконец, поток славословий иссякнет и арл оставит меня наедине с моими невеселыми думами. Как успел я уяснить, любезность королей не простиралась дальше необходимости –Годерикт был само очарование, если это служило его интересам. Совсем недавно я привлекал северянина как родственник, теперь он увидел выгоду в том, чтобы стравить меня с Мантикором. Видно, колдун и впрямь встал арлу поперек горла, коли ради избавления от него Годерикт готов рискнуть брачным союзом. Оно и неудивительно – лучше избавиться от врага по соседству, нежели обрести союзника далеко за горами. В мире городского дна это называлось двуличием и всячески поощрялось, ибо приносило плоды. В мире дворцов и королей это называлось искусством политики, и поощрялось ничуть не меньше.

В руках у Годерикта появился небольшой сверток, который он вручил мне. Мельком я отметил сверкание драгоценных камней в перстнях – даже в лютые морозы северянин не надевал перчаток.

- На днях ко мне попало письмо, адресованное нашему общему другу. Думаю, вам небезынтересно будет ознакомиться с его содержанием.

Искра любопытства шевельнулась во мне и погасла, не успев разгореться. «Пусть его, - подумал я. - Совсем скоро игры сильных мира сего перестанут меня волновать». Я равнодушно принял письмо и убрал в висевший на поясе кошель. Мне не составило труда освоить язык къертанов из-за сходства с привычной речью, однако къертанские письмена продолжали оставаться для меня загадкой.