Страница 60 из 113
По моей просьбе доспех был пожалован мне арлом. В качестве платы я предложил единственное, чем обладал и мог распоряжаться - драгоценные камни, подобранные у Самоцветного ручья. Годерикт от камней отказался, но высказал некое пожелание, которое по сути стало условием помощи, о котором вы непременно догадаетесь по ходу дальнейшего повествования.
Роль оруженосцев взяли на себя Браго и Драко. На протяжении нескольких дней они терпеливо облачали меня в дублет из прочного льна с шелковой подкладкой, к которому крепились полосы кольчуги, призванные защищать участки тела, не прикрытые стальными пластинами доспеха. За дублетом следовали стеганые штаны и пара кусков тонкой шерсти, обернутых вокруг колен, чтобы поножи не терли кожу. На меня надевали башмаки и облачали ноги в броню. Вощеными толстыми шнурами воины закрепляли дублет на моих плечах, а штаны – на бедрах. Далее следовали верхние и нижние наручи, и защитив руки и ноги, воины принимались заковывать тело. Для крепления деталей применялись многочисленные ремни и застежки. Все действо занимало около двух часов.
Не привычный к стальному облачению, я чувствовал себя стесненно. Между тем, следовало отдать должное оружейникам арла, доспехи были довольно удобны в носке и не особенно тяжелы.
Но на одно лишь воинское мастерство колдунья не уповала. Стараниями Сагитты с внутренней стороны детали доспехов были испещрены таинственными рунами и символами, постичь смысл которых я даже не пытался. Их же Сагитта начертана на моей одежде и на теле. От чернил страшно чесалась кожа, зуд раздражал меня, и это раздраженье, для которого не оставалось места в моей переполненной страхом душе, выплескивалось грубостью и язвительными шутками:
- Лучше бы ты сплясала вокруг меня голой. Я слышал, будто это самая верная защита от холодной стали.
Колдунья терпела. Терпели все, пока мое настроение по нескольку раз на дню менялось от сквернословия к высокопарности.
Когда портной вознамерился снять с меня мерку, я окрестил его гробовщиком. Он неподдельно оскорбился:
- Ваше высочество, я хотел сшить для вас новый плащ. Ваш-то совсем поизносился! Можно ли идти на поединок в ветоши?
Болезненно тощий, изысканный до манерности, он часто заморгал, точно вот-вот заплачет. Я почувствовал вину за неудачную шутку. Этот человек не сделал мне ничего дурного, и нечестно было заставлять его расплачиваться за мои страхи.
- Ты совершенно прав, мой друг. Как же я буду сражаться в старом плаще? – вздохнул я и не противился боле.
Герольд улыбался мне. Я заметил в нем перемены, однако в своем тревожном состоянии не понимал, какие именно. Он разрешил мои сомнения:
- Светлейший государь, позвольте излить на вас благодарность за совет касаемо зубной боли. Мудрость ваша поистине безгранична. Да и сами взгляните.
Точно, прежде он не улыбался. Между тем его зубы были в прекрасном состоянии – крупные, белые, они стояли ровными рядами и переливались, аки перлы.
- Я рад. Если вы обратитесь в лошадь, за вас можно будет выручить хорошие деньги на рынке.
Шутка опять вышла сомнительной, но герольд засмеялся и остальные тоже. Все они словно уже похоронили меня с положенными почестями и теперь говорили обо мне только хорошее. От этого делалось не по себе.
- Браго, ну хоть бы ты назвал меня Крысенышем! – не выдержал я.
- Помилосердствуйте, ваше высочество! Разве воин древнего благородного рода станет служить крысе?! Между тем я здесь, и меч мой наточен, чтобы разить врагов к вашей славе.
Немало удивив меня, этот забияка вдруг опустился передо мной на колени.
- Что ты делаешь, Браго? – в испуге воскликнул я, попытавшись поднять его.
Браго оттолкнул мою руку.
- Не мешайте, ваше высочество. Я все делаю верно.
Драко безмолвно преклонил колени рядом с приятелем. Их клинки: широкий, без изысков Браго и чуть изогнутый с вязью рун вдоль кромки лезвия Драко, со звоном легли к моим ногам. Этим жестом королевские рыцари присягали на верность не принцу, а мне самому - такому, каким я был или точнее - каким стал.
Вид коленопреклонных воинов оказал на меня столь сильное воздействие, что я не мог двинуться с места. Ноги мои словно приросли к каменным плитам, в носу засвербело, и окружающий мир вдруг утратил свою четкость. Запоздалое озарение снизошло на меня – впервые постиг я смысл, скрывавшийся за словом честь. Я понял их всех: и благородных господ, и людей попроще, что цеплялись за свою эфемерную честь, как больной за последнюю надежду. Я понял рыцарей, писавших на гербах: «Honor super vita», понял мастеров-ремесленников, отчаянно набивавших цену товару, но сторговавшись, никогда не обсчитывавших покупателей, понял, что двигало Ариовистом, когда воспитанный в духе рыцарских идеалов принц бежал в небытие от терзавшего его позора.
И вновь я почувствовал над собой руку той неведомой силы, избранником которой сделался еще до рождения. Именно она устами повитухи удержала мать от убийства меня во чреве, она вела меня в темных переулках, помогая уходить от погонь и головорезов, она же толкнула меня на кражу монет у Браго и подмигнула лейб-магу глазами наследника престола с моего лица. Мой выбор был предначертан заранее. Мне оставалось лишь принять его, что я и сделал.