Страница 38 из 51
Риджите Дардас с детства внушали, что она самая лучшая и равных ей нет в целом королевстве. Всю жизнь она жила с осознанием собственной значимости, поэтому и факт своего замужества с Удвигом она восприняла, как само собой разумеющееся. Пока не появилась Герда Вардас. Если до этого принц просто был прохладно вежлив с Риджите, то теперь он стал вовсе ее не замечать. Это было противоестественно! Ведь она, куда прекрасней и достойнее. Именно отец Риджите помог королю пополнить золотые запасы королевства, а что Вардас? Сидит в своей крепости на границе с империей, да высматривает, с кем подраться.
Со временем Удвиг привыкнет к ней, и поймет, что это было наваждение, но сейчас он даже не шел на компромисс ‒ в открытую воротя от нее нос. Такое поведение было невыносимо и больно ранило самолюбие девушки. Мог бы предпочесть ей хотя бы принцессу северного Дагендолла, было бы не так обидно, но выскочка Вардас не шла ни в какие ворота! Риджите люто ненавидела соперницу, которая посмела явится на ее помолвку в красном платье. Как только леди Дардас увидела Герду в память острым штырем вонзились слова Оракула:
‒ Сердце прекрасной леди жаждет славы и почета, а еще короны и красного камня. Но заветный амулет окажется иллюзией и рассыплется в прах, а корона останется без твоей головы.
‒ Что?!. ‒ воскликнула Риджите, пылая праведным гневом. ‒ Что… ты несешь, мерзкое отродье?
‒ Одна лишь злоба и ненависть, а в сердце нет места для любви, ‒ мерзко улыбаясь, изрек предсказатель. ‒ Тебе суждено найти отраду лишь в мести, но и это не принесет тебе ни покоя, ни радости.
‒ Я скоро стану женой принца Удвига, ‒ сквозь зубы процедила Риджите. ‒ Что теперь ты запоешь, убогий? Я буду королевой!
На последних словах девушка гордо вскинула голову.
‒ Мое имя Риджите Дардас! Запомни меня, существо, потому что я скоро стану королевой и уничтожу тебя!
‒ Хорошо, ‒ согласился Оракул. ‒ Запомню, и буду помнить так долго, как это возможно, ибо твое имя сотрется из памяти мира и будет засыпано песками времени, превратившись в источник стыда и отчаяния.
‒ О, да! ‒ продолжал вешать предсказатель. ‒ Я вижу корону, только не на твоей голове, а твоя голова останется без короны.
‒ Посмотрим! Сегодня состоится моя помолвка с принцем, ‒ торжествующе произнесла горделивая красавица. ‒ Пусть, как невеста я не смогу с тобой расправится, но, увидишь, став королевой, я тебя уничтожу.
‒ Буду ждать, хотя, когда ты явишься сюда в следующий раз на троне будет сидеть другой король…
‒ И это будет мой муж!
С этими словами Риджите развернулась и вышла из душных покоев.
‒ Ну, а ты, подруга, которая хочет выгоды для себя, ‒ обратился предсказатель к Ренате. ‒ Ты ведь тоже желаешь власти?
Леди Браггитас пожала плечами.
‒ Что плохого во власти?
‒ Но ты и так получаешь все, что пожелаешь, неужели мало?
Все же он был странный, подумалось Ренате. Его голос проникал в сознание, а не ложился на слух, глаза смотрели прямо в душу ‒ это очень нервировало и неимоверно напрягало. Взгляд Оракула был насмешлив, что выдавало его пренебрежительное отношение к явившемся девушкам, и краем подсознания Рената понимала ‒ предсказатель в своем праве относится к ним так, как ему хочется, но уязвленное самолюбие не давало принять это на веру.
‒ Твоя сестра полная тебе противоположность, и ты ее ненавидишь, потому что твое сердце полно зависти.
‒ Не правда! ‒ потрясенно выкрикнула молодая леди Браггитас. ‒ Чему там завидовать?
‒ Она умеет любить, а ты нет и тебе это известно. Ведь, что может быть хуже, чем не умение любить?
‒ Она папина любимица! А на меня взвалили все семейные проблемы!
‒ И ты этим благостно пользуешься. Хочешь всеобщего восхищения и почитания, не так ли?
Ренату замутило, никому не были ведомы ее истинные мотивы и мысли, однако предсказатель читал ее, как раскрытую книгу.
‒ Прекрати… ‒ процедила она, не в состоянии больше слушать его слова.
‒ Извини, ‒ произнес Оракул совсем не испытывая вины, ‒ но у меня для тебя есть и хорошая новость.
Рената с опаской посмотрела на предсказателя, не ожидала она таких откровений сегодня. Все, что казалось невинной шуткой ‒ превратилось в жестокий фарс, и она теперь ощущала себя раздетой и беззащитной перед чужим, не знакомым ей человеком. Да и человеком ли? Только о его природе происхождения совсем не хотелось думать.