Страница 60 из 61
Надо идти дальше. А зачем?
Впереди ржавая табличка «Девяносто третье шоссе».
Буду держаться этого ориентира. И идти вперед до тех пор, пока ноги не откажут.
С каждым днем становится теплее. В рюкзак зимние вещи не помещаются, приходится обвязывать куртку вокруг талии.
Через часа два натыкаюсь на брошенную автозаправку. Я здесь уже был. Ветер гоняет вокруг обрывки газет и мусора. Сажусь около дерева на свернутый спальный мешок и наблюдаю за зданием.
Меня приковали к трубе какие-то ублюдки.
А она спасла меня. С этого места, кажется, и началось наше знакомство. Делаю нерешительный шаг вперед, но внезапно различаю по звукам какое-то движение внутри.
Там кто-то есть.
Достаю пистолет, готовясь отразить любое нападение.
Медленно захожу в центральные двери, которые держатся на одном добром слове. Обхожу холл с пустыми стеллажами, стараясь производить как можно меньше шума. Ноги сами несут меня к кладовой с левой стороны. Подхожу к двери и вслушиваюсь.
-Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться.
До боли знакомый голос. Аж суставы выкручивает от осознания, кто находится с той стороны двери. Это просто нереально.
Под дверью полоска света, и голос идет именно оттуда.
-Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, 3ло укрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.
Если я пойду и долиною смертной тени. Не убоюсь зла.
Стою, не в силах сделать даже вдоха.
-Кому я молюсь…Господи, если ты там есть. Если там хоть кто-то есть…У меня больше нет сил…Я не хочу больше жить, да и не зачем. Я больше не хочу бороться. У меня закончилась еда, закончилась вода. И я не собираюсь искать что-то еще. Я молюсь, сама не знаю, кому. Надеюсь, меня кто-нибудь услышит. Пусть все закончится там, где и началось. Какая злая ирония.
Понимая, к чему все это идет, делаю решительный шаг вперед. За дверью моментально воцаряется тишина. Она меня слышала. Стою, схватившись за ручку, а пальцы льдом сковало.
-Кто там? Кто там еще приперся?! Проваливай! У меня ничего нет! Вот сейчас застрелюсь, и можешь забрать оружие! Ну?! Чего стоишь там?! Возвращайся через час!
Медленно открываю дверь. Боюсь, что выстрелит. В себя, в меня, неважно.
Я был прав. Винтовка смотрит прямо на меня. Ребекка сидит на полу, наполовину в спальном мешке, рядом – керосиновая лампа.
И полные ужаса глаза. Смотрит затравленно. Ее взгляд мертв, и это убивает хлеще любой пули. Я, наверное, выгляжу не лучше.
-Какого черта? Я уже умерла и это мой личный вид ада? – голос сухой, безжизненный.
-Тогда я тоже умер.
Алекс и Ребекка
Девушка вздрагивает, стоит услышать его голос. Парень достает деревянную куколку и протягивает.
-Кажется, ты это потеряла.
Она дрожащей рукой забирает кулон, не отводя глаз, не убирая винтовки. Алекс медленно садится рядом на пол, сложив руки на коленях. И просто смотрит на нее. Неотрывно.
-Это ты…
-Да, Ребекка, это я.
-Ты…вспомнил…меня?
-Не все. Но того, что вспомнил, мне хватило, чтобы понять, какой я был идиот.
-Ты предал нас, - произносит Ребекка. В глазах искрятся слезы, а губы дрожат.
-Я знаю. И мне нет прощения. Прости, я не должен был оставлять тебя.
В ту же секунду Ребекка бросает винтовку и кидается ему на шею. Утыкается носом в грудь и надрывно плачет.
-Ты ушел! Ты меня предал! – кричит хриплым голос, и он разносится громом по автозаправке, по его душе.
-Я знаю, прости…-шепчет и осторожно гладит ее по волосам.
Она продолжает рыдать, утыкаясь в него, вцепившись своими ладошками в свитер, словно он убежать может или испариться.
-Мне за столько надо у тебя попросить прощения…
Вдыхает запах ее волос, и внутренности начинает трясти от тоски. Вот, чего ему так не хватало. Вот, что он чуть не потерял из-за болезни. Она его не слышит, продолжая обливаться слезами в его объятиях. Не хочет отпускать ее. Если им суждено умереть после всего, что было. То пусть это будет именно так. Вместе. Обнявшись.
Это действительно он. Ее Алекс. Ребекка слышит сквозь рыдания, как бьется его сердце. Живое, такое родное. Слезы, которых не было уже очень давно потому, что мертвые не плачут, нескончаемыми потоками омывают ее лицо.
Она и не подозревала, что в ее сердце осталось хоть какое-то чувство, кроме нескончаемой безнадеги.