Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 60

Сейчас события последних суток я воспринимаю как некую ирреальность, несуществующую историю, удушающий кошмар, который не дает мне покоя, вновь и вновь возвращая на двадцать четыре часа назад, когда я сидела на нашей маленькой кухне и пила отвратительный заменитель кофе, который на самом деле пить невозможно. Уставшая, вымученная улыбка мамы и яркие сапфировые глаза сестры, смотрящие мне вслед с самой искренней детской любовью. Сейчас я понимаю, что это было наше последнее совместное утро, а тогда я представляла себе, как через месяц или два вернусь к ним, живым и здоровым, чтобы вновь выпить чашечку кофе и рассказать о том, как хорошо я устроилась за стеной.

Если бы я знала, что это не так, я бы обязательно попрощалась, нет, для начала я бы обязательно прислушалась к словам Элисон и с радостью принялась бы за привычную работу. Я даже стерпела бы приставания хозяина и его потные руки на моих бедрах, чем сейчас задыхалась от отчаяния и страха, сидя в холодной, темной комнате и прислушиваясь к звукам извне, потому что только они помогают мне понять, что я до сих пор жива.

Иногда, когда мне становится особенно тяжело, я позволяю себе закрыть глаза и на несколько секунд окунуться в тревожный сон, который заканчивается в тот момент, когда я начинаю соскальзывать со стула и, испуганно вздрогнув, возвращаюсь на место. Ничего не меняется, я остаюсь все в том же одиночестве, все в той же тишине, все в том же неведении, пока за дверью не раздается шорох и она не открывается, пропуская внутрь широкую фигуру мужчины, судя по всему отлично ориентирующегося в темноте.

Не успеваю рассмотреть его, как он закрывает дверь и уверенно проходит вперед, что-то несвязно бормочет и, наконец, включает лампу, направляя ее в мою сторону и ослепляя меня ярким светом. Становится еще холодней, и я откровенно дрожу, пытаясь привыкнуть к свету и осмотреть помещение, в котором нахожусь. Все, что я вижу, так это большую, богато обставленную комнату, с массивной мебелью и множеством высоких, от потолка до пола, шкафов, где ровными рядами мелькают переплеты книг.

— Прошу прощения за ожидание, — он говорит это низким грудным голосом, а я безрезультатно пытаюсь сдержать слезы, которые предательски скапливаются в уголках глаз. Только после нескольких глубоких вдохов мне удается взять себя в руки и я, чуть приподняв подбородок, наигранно смело встречаюсь с равнодушным блеклым взглядом незнакомца. Пожилой и грузный, он хрипло дышит, чуть ослабляя узелок галстука и перебирая толстыми короткими пальцами лежащие перед ним бумаги. — Джиллиан Холл, если я не ошибаюсь?

— Да, это я, — мой голос на фоне его выглядит затравленным шепотом, но все же я не опускаю взгляда, продолжая изучать сидящего передо мной мужчину, который удовлетворенно кивает и вновь переводит внимание на бумаги. В это время дверь за моей спиной открывается, и мимо меня проходит высокий мужчина, так, что я успеваю увидеть лишь его спину, широкие плечи, облаченные в отлично сидящий на нем серый костюм, чувствую его горький парфюм, запах которого окутывает меня с ног до головы и, кажется, заменяет собой весь воздух.

Также стремительно он пересекает комнату и, достигая самого дальнего угла, скрывается в тени. Я вижу только его силуэт, вижу, как он устраивается в глубоком кресле и, не произнося ни слова, ни звука, вынуждает меня еще больше сжаться от страха.

— Мисс Холл, меня зовут Аруш Болман, и, перед тем, как вы обретете хозяина, нам необходимо закончить некоторые формальности.

Я истерично всхлипываю, непонимающе уставившись на его блестящие мясистые губы, с такой легкостью произнесшие эту фразу, и мотаю головой, отказываясь верить в действительность. Ведь сейчас, в эту самую секунду, я должна проснуться в своей кровати, в своей квартире, затем зайти в кухню, подставить лоб для маминого поцелуя и пожелать ей доброго утра, обнять свою сестренку и сказать ей на ушко, что у нас все будет хорошо. А потом меня ждет работа и шутки Элисон, два доллара в ладони и дорога домой. В этот раз обязательно через пруд, потому что сегодня мне особенно тоскливо.

— Эти формальности включают в себя подписание контракта. Хотите ознакомиться? — он протягивает мне бумаги, но я не могу даже пошевелиться от нахлынувшего на меня отчаяния, поэтому он пожимает плечами и, перебирая листы, задает вопрос: — Как вы хотите, чтобы ваши близкие получали деньги? Мы можем выслать фиксированную ставку, взятую от средней продолжительности жизни человека в этих условиях, либо же они могут получать выплаты раз в месяц. В таком случае вы, прожив меньше средней продолжительности, можете потерять значительную сумму. И наоборот, если вы переживете рубеж, то ваша семья получит куда больше, чем установленная ставка.

— Я... я не понимаю, — этого ведь не может быть, не может, не может, не может.

— Есть еще один нюанс, мисс Холл, поставив подпись под этими условиями, вы юридически освобождаете себя от ответственности за вашу жизнь, поэтому вся ответственность переходит к человеку, который станет вашим хозяином. В вашем случае, к мистеру Рэми, и только лишь когда контракт будет расторгнут, вы вернете себе права на жизнь.

Смысл его слов с трудом доходит до моего измученного усталостью сознания, и я неверяще рассматриваю красную метку на своей ладони, которую мне поставили в проходном пункте, после которого меня, как и многих других, желающих покинуть изоляцию, загнали в вагоны и привезли сюда, в этот богатый лощеный город, оказавшийся обычной площадкой работорговли. Мне кажется, я до сих пор чувствую на себе жадные взгляды тех, кто стоял за зеркальным стеклом и выбирал нас, построившихся в шеренгу и пронумерованных как какой-то скот.

— То есть, я в любой момент могу расторгнуть договор?

— Нет, не вы, ведь вы лишаетесь всяких прав. Контракт может быть расторгнут лишь с одной стороны — со стороны вашего хозяина.

— Значит, у меня все-таки есть шанс? — я издаю горький смешок и представляю улыбающиеся лицо нашей Айрин, у которой тоже появится шанс, стоит мне только поставить подпись. На самом деле это несложно, всего четыре буквы фамилии и завершающая их буква "D", но когда я пододвигаюсь ближе к столу и беру дрожащими пальцами ручку, то зависаю над бумагой, вновь взвешивая все "за" и "против". Кажется, лишь недавно Элисон говорила мне о смысле свободы, и я обещала запомнить ее слова, но сейчас, когда мой разум перегружен полученной информацией, я не могу воссоздать их в памяти, напрасно мучая уставшее сознание.

Хочется спать, так сильно, что я против воли закрываю глаза и вновь резко дергаюсь, теряя равновесие.

— Мисс Холл, у меня еще много дел. И раз вы не можете определиться с оплатой, то, если вы не против, мы выплатим всю сумму сразу.

Я прикусываю губу, до боли, и, кивнув, все же ставлю короткий росчерк, оставляя на бумаге не только свою подпись, но и свободу, всю прелесть которой я осознаю только сейчас, под бездушным взглядом Аруша, вытирающего свое вспотевшее лицо белоснежным платком, выуженным из нагрудного кармана пиджака. Его миссия закончена, и только сейчас я вспоминаю еще об одном человеке, который присутствует в этой комнате. Все это время он сидел в углу, не вмешиваясь, не двигаясь, наверняка изучая меня и чувствуя свою власть надо мной. Ведь именно он и есть мой хозяин, не так ли?

— Вот и хорошо, рад был с вами познакомиться, — Болман с удовлетворением смотрит на контракт, в последний раз пробегаясь по нему взглядом, и один из экземпляров кладет в свой кейс. Его тяжелые, частые шаги исчезают за дверью, а я до сих пор не могу прийти в себя, с опаской всматриваясь в темноту, туда, где до сих пор сидит этот мужчина, будто специально нагнетающий обстановку. Если бы я могла повернуть назад, то не задумываясь бы убежала отсюда, но перед глазами стоит посеревшее от переживаний лицо матери, которое может осветиться надеждой.

В конце концов, холод становится почти нетерпимым, и я обнимаю себя за плечи, испуганным взглядом наблюдая за тем, как высокая фигура медленно поднимается с кресла и также тягуче медленно приближается ко мне. Его движения ленивые и грациозные, его руки с длинными аристократическими пальцами расслабленны, в то время как я напротив, сжимаю кулаки так, что чувствую боль от впившихся в ладони ногтей. Я до сих пор боюсь поднять глаза, упрямо смотря куда-то в район его колен, и, только лишь когда он пересекает границу света, осмеливаюсь взглянуть выше, на его запертую в дорогой пиджак грудь, затем на гладко выбритый подбородок, бледно-малиновые губы, правильный нос с небольшой горбинкой, острые скулы, и, наконец, глаза, в падающем на него освещении почти черные, пугающие своей проницательностью. Темные волосы, до плеч, уложенные досконально аккуратно и завершающие весь его идеально изысканный образ.

Он привлекателен, настолько, что мне становится не по себе. Может потому, что он скрывает в себе нечто темное, демоническое, вызывающее инстинктивный страх, особенно когда подходит совершенно бесшумно, все еще сохраняя молчание и не спуская с меня пристально гипнотизирующего взгляда, от которого я не могу пошевелиться. Даже когда он прикасается к моему подбородку холодным пальцем, вынуждая приподнять голову и заглянуть ему в лицо. И пока я изучаю его, он рассматривает меня не менее цепко, впиваясь ледяным взглядом в детали и наверняка замечая каждый изъян: маленькую родинку на скуле, пару веснушек на носу и небольшой шрам над верхней губой, едва заметный, но при таком близком расстоянии вполне различимый. Наверное, единственное, что может зацепить в моей внешности — это глаза — яркие, сапфировые, как и у Айрин, доставшиеся нам от отца, погибшего под завалами шахты года три назад.

— У тебя красивые волосы, Джиллиан, распусти их, — он шепчет это совсем тихо, при этом поглаживая мою нижнюю губу подушечкой большого пальца, и я послушно поднимаю руки, небрежно дергая за резинку и позволяя своим волосам рассыпаться по плечам. В этот момент он делает глубокий вдох — я даже вижу как трепещут его ноздри — и прикрывает глаза, скрывая мелькнувший в них блеск за длинными ресницами. — Сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

— Ложь, — он обрывает меня резко, жестко, одним лишь словом заставляя замолчать. — У современных девушек в девятнадцать нет такого чистого и открытого взгляда. Они прячут в себе хитрость и фальшь, либо ты — исключение, очень редкое исключение, даже не представляешь, насколько редкое... — он отпускает меня так неожиданно, что я чуть склоняюсь вперед, лишаясь опоры в виде его ласки. Нижнюю губу еще покалывает, и я задыхаюсь от волнения, смешанного со страхом, когда он заходит за мою спину и медленно пропускает распущенные волосы сквозь пальцы. — Как теплый мед. Твое сердце... ты так напугана. Ты не должна меня бояться, Джиллиан, я не сделаю тебе ничего плохого, при условии, что ты будешь выполнять несколько несложных правил.

Все также неторопливо он обходит стол и садится на место Аруша, пока я, не зная, как справиться с непроизвольной дрожью, прячу ее за судорожными попытками стереть метку на ладони.

— Я хочу, чтобы ты поняла всю серьезность подписанного тобою контракта. Это не шутка, и теперь ты действительно не принадлежишь себе. В это сложно поверить, но ты привыкнешь.

— Для чего все это? Контракт? Подпись? Разве одних денег не достаточно, чтобы купить человека?

— Фактически ты права, но лишь добровольное согласие дает мне абсолютную власть над ним, — его голос совершенно ровный, спокойный, как и весь его вид, начиная от изящных длинных пальцев и заканчивая расслабленной позой, говорящей о полном контроле над ситуацией. Я до сих пор не знаю, для чего я тут, и отчаянно отмахиваюсь от смутных догадок, которых так боюсь озвучить, задав ему всего лишь один вопрос: кем я стану для него? Любовницей? Игрушкой? Развлечением для его гостей? Видимо, он читает это по моему лицу, потому что, провернув изысканный, сверкнувший черным блеском перстень на безымянном пальце, лениво произносит: — Знаешь, в чем состоит вся прелесть такой власти? — он вопросительно изгибает брови, но не дает мне времени подумать, сразу продолжая: — Такая власть не порождает раскаяния, потому что человек отдал свою свободу не под страхом смерти, не под жестокими муками, а по собственной воле, таким образом взвалив на себя все последствия. Так что, все что с тобой произошло или же произойдет — ты на все это согласилась. Сама. Я хочу, чтобы ты всегда помнила об этом, Джиллиан, прежде чем считать меня чудовищем.

— Я... я так не считаю, — я неловко пожимаю плечами, чувствуя себя сбитой с толку, и опускаю голову, низко, так, чтобы он не смог увидеть моей потерянности.

— Хорошо. Ты вправе называть меня Господином, но ни в коем случае не по имени. Ты не должна проявлять неуважения и упрямства, показывать свой характер и пытаться увидеть то, что тебе не дано увидеть. Проще говоря, оставайся в моей тени, и тогда ты избежишь неприятностей. Я лояльно отношусь к проявлению любознательности, но терпеть не могу любопытства и пустой болтовни. Все остальное ты узнаешь позже.

Он выдерживает паузу, наверняка прожигая меня колючим взглядом, а я все же нахожу в себе смелость задать свой главный вопрос:

— Для чего я здесь?

— Посмотрим, — он дает скользкий ответ, совершенно ничего не разъясняя и порождая во мне еще больше вопросов. — И не думай, что имея привлекательную внешность, тебе уготована одна участь. Твое тело уже принадлежит мне, а в этом мире есть куда более ценные вещи. Например то, что скрыто за этим взглядом, — он многозначительно смотрит мне в глаза, застыв и словно что-то обдумывая, а потом скидывает с себя оцепенение и встает, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Лишь после того, как за ним закрывается дверь, я позволяю себе расслабиться и, прикрыв лицо ладонями, расплакаться. Мне просто нужно немного времени, немного тишины, немного одиночества, чтобы до конца осмыслить свое положение. Мне просто нужно открыть глаза и проснуться, избавиться от этого кошмара и не опоздать на работу, к Элисон, которая уважала мой выбор.

Проснись.

Проснись.