Страница 5 из 79
Утром, перед тем, как идти в детсад, Егорка всегда заходил в комнату бабушки Ани, чтобы сказать ей «Доброе утро!». Бабушка улыбалась и целовала правнука. А в последние дни она каждый раз спрашивала:
- Как там наша антоновка? Не зацвела еще?
Егорка, только проснувшись, выглядывал в окно, а потому знал ответ на вопрос. Не цветет. Другие яблони уже отцветают, а эта, упрямая такая, не хочет цвести! Егорка видел, что бабушка Аня огорчена упрямством яблони, и даже подумывал соврать, но боялся. Бабушка сильнее всего сердилась на вранье. Да и яблоня – вот она, под окном. Наберется бабушка Аня сил, выглянет в окно в надежде на цветы яблоневые посмотреть и поймет, что Егорка – обманщик.
Тем утром Егорка не выдержал, подошел к яблоне, стукнул её по толстому стволу и сказал: «Цвети, лентяйка! Как тебе не стыдно! Все цветут, одна ты бездельничаешь!»
- Ты что это антоновку бьешь? – удивилась мама.
- Ничего, - пробормотал Егорка.
А ведь помогло! Помогло! Когда Егорка и мама возвращались из сада, они еще издалека заметили, что на яблоню будто белое облако опустилось.
- Мама! Мама! Смотри, расцвела наконец наша антоновка! – закричал Егорка.
Но мама не обрадовалась. Она вдруг остановилась, глядя на белую машину с красным крестом у подъезда. А потом побежала, словно забыв о Егоре. Он кинулся было за ней, но остановился, с трудом дотянулся до самой нижней ветви яблони и сорвал один цветок.
В подъезд зайти Егорка не успел: осторожно протискиваясь, оттуда вышли два парня в белых халатах. С носилками, на которых лежала бабушка Аня.
- Бабушка, бабушка, смотри, она зацвела!
Бабушка подняла голубые выцветшие глаза и посмотрела на яблоню. Егорке показалось, что она хотела улыбнуться, но не смогла.
- Бабушка, это тебе! – он вложил белый цветок в бабушкину руку и горько заплакал.
1984 г.
На носу Новый год, а такая тоска! Катя отложила в сторону тетрадь с недоделанным домашним заданием и подошла к окну, разрисованному ледяными узорами. Всего пять часов, а на улице уже темно. Родители на работе, бабушка в больнице. Дед опять ушел в военкомат, все пытается узнать хоть что-то о Егоре. Взрослые почти не говорят с ней о брате, думают, она маленькая еще. Глупости, ей двенадцать, и она все понимает. Вот только лицо брата все труднее вспомнить, его улыбку. Катя бросила взгляд на фотографию в рамочке на книжной полке. Нет, тут Егор серьезный, сам на себя не похож. Настоящий, живой Егор всегда смеялся, дразнил её, придумывал дурацкие прозвища. Катя злилась тогда, а сейчас все бы отдала, чтобы вновь услышать брата.
Стукнуло в окно. Это ветер помог дотянуться до стекла яблоневой ветке. В этом году яблоки уродились на диво. Бабушка все сокрушалась – жаль, Егорка в армии, он так любил антоновку. Она сначала словно не хотела понимать, что с внуком беда. А потом вдруг слегла.
Катя не понимала, как мог Егор пропасть? Она знала, что там, в Афганистане, погибали солдаты. Об этом мало говорили, но она знала. Погиб сын маминой сослуживицы. Был ранен парень из соседнего дома. А Егор – пропал. Катя слышала, как дед говорил папе что-то про плен. И представляла себе кадры из фильмов про войну: колючая сетка, бараки, истощенные люди в полосатой одежде.
Звонок телефона взорвал тишину. Катя взяла трубку, но не сразу узнала голос мамы:
- Катя, Катя! Егор нашелся! Егор жив! Он не в плену, он в госпитале, в Ташкенте! Он был очень тяжело ранен, долго был без сознания, и с документами какая-то путаница получилась! Но сейчас все уже хорошо! Он жив, Катя, он жив! Папа уже едет домой, и я скоро приду, мы вечером улетаем в Ташкент, к Егору!
Катя, не выпуская трубку из рук, села на пол. По щекам текли слезы, а сердце билось так, словно хочет выскочить из груди. Что это она тут сидит? Нужно же помочь маме собрать вещи! Катя вскочила, подставила к шкафу стул, с трудом стащила самый большой чемодан. И вдруг вспомнила самое важное. Метнулась к балконной двери, открыла дверь самодельного деревянного шкафчика. Осторожно достала ящик с песком. Все-таки бабушка смогла их сохранить! Огромные, золотистые, пахнущие жарой и летом, присыпанные песком в ящике хранились плоды старой антоновки.
2000 г.
- Бабушка! Там нашу яблоню срубить хотят! – Антошка ворвался в комнату вихрем, - я пытался помешать, но они не слушают!
- Тише! – остановила Вера внука, с опаской оглядываясь на комнату свекрови. После смерти мужа Оксана Григорьевна совсем сдала. Первый инфаркт у неё был в восемьдесят четвертом, когда Егор пропал. Теперь она, разменявшая девятый десяток, чудом пережила второй. И любое волнение могло стать роковым.
Старая антоновка в последние несколько лет была главным врагом у некоторых соседей. Их бывший заводской поселок превратился в «район, близкий к центру». Кирпичный сталинский дом стал почти престижным. Коммуналки расселяли, квартиры покупали «новые русские», подкатывали к подъездам на дорогих иномарках. С гаражами в округе было туго, машины «ночевали» под домом и старой яблоней. Осенью начинались проблемы: крупные золотистые плоды сочно шмякались о крыши машин, оскверняя гламурный блеск яблочным пюре, а то и оставляя вполне приметные вмятины.