Страница 67 из 69
- Придётся! – отрезал Шлёма, и только остановились, помог выбраться из авто и сесть в кресло.
Нас встретили очень радушно. Охранник, пропустил и каждому вручил именной бейджик.
- Это закрытая клиника, - тихо пояснил Эпштейн. - Посетителей пускают крайне редко, ведь среди постоянных пациентов много убийц, маньяков и людей, опасных для человечества.
- Поэтому вокруг было несколько рядов колючей проволоки, рвы и бетонные стены?
- Конечно! Не желательно, чтобы кто-то из подопечных клиники оказался вне её стен.
- Настолько всё страшно? – ужаснулась и вопросительно посмотрела на психотерапевта. – А нам не опасно?
- Все пациенты изолированы друг от друга, - вводил в курс дела Эпштейн, пока проходили коридоры, разделённые тяжёлыми дверями, которые, в свою очередь, отворялись электронным ключом и, конечно же, охраной. - Они находятся в одиночных камерах-палатах. Кушают по расписанию. Тем, кому позволены прогулки, дышат воздухом в специальных блоках… Здесь за ними строгий контроль.
- А что тут делать мне? – недопоняла логики психотерапевта.
Эпштейн подмигнул и остановился возле одной из дверей и малым решетчатым окошком. Рядом с ним висела папка и небольшой экранчик. Шлёма раскрыл "дело" и прочитал:
- Светлана Николаевна Литвинова, 1967 года рождения. 50 лет. Шесть лет назад ей диагностировали параноидную форму шизофрении и манию преследования, хотя, как по мне, ближе термин — раздвоение личности, но его упорно отрицают в профессиональных кругах. А ещё ближе понятие — одержимость.
- Что? - неверующе уставилась на Шлёму. Он кивнул:
- Светлана Николаева пыталась покончить собой, но перед этим убила своих троих детей. - Эпштейн ткнул пальцем в панель с кнопками возле монитора, где на экране тотчас высветилась крохотная палата с одной койкой, на которой в позе эмбриона лежало существо, отдалённо напоминающее женщину. Короткие волосы, исхудавшее лицо и тело. Она была как тень.
Меня аж передёрнуло от страха и омерзения.
Психотерапевт не задержался долго на одном месте и продолжил странную экскурсию дальше:
- Лидия Расимовна Зейналова, 1974 года. 43 года. Десять лет назад выкрала ребёнка из роддома и утопила, утверждая, что он сын дьявола, а когда обыскали её квартиру, обнаружили трупы ещё нескольких человек, в том числе родителей и сожителя.
- Степан Игоревич Викдин, 1972 года. 45 лет. Семь лет назад, ворвался в школу и расстрелял школьников и работников. Погибло 8 человек, а госпитализировано 34. Утверждал, что очищал святое место от бесов.
- Галина Сергеевна Людина, 1980 года. 37 лет. Пятнадцать лет назад расправилась с четырьмя друзьями, которые по её словам, её изнасиловали. Как смогла распотрошить, и почему жертвы не сопротивлялись – так и осталось для следствия тайной. А гинекологическое обследование показало, что девушка была девственницей. Она с детства была погружена в учёбу, и на личную жизнь времени просто не хватало, вот и предположили, что случился срыв.
И таких пациентов оказалось ещё с десяток.
- Зачем? Зачем показываешь? – больше не хотела слушать жуткие истории, ужасные подробности. Мне и так было тошно.
- Чтобы ты проснулась! Ты - жива! Свободна! Да, знаю, что тебя оставил хозяин, - добавил мягче, потому что продолжала молча кусать губу. - Так наслаждайся жизнью!
- Я стараюсь, но мне пока сложно, - замямлила, уставившись в пол.
- Тогда продолжим, - хладнокровно бросил Эпштейн. И, несмотря на мои протесты, покатил коляску дальше. Шагал быстро, не обращая внимания на двери с решётками, а остановился, лишь когда перед нами оказалась широкая светлая комната – холл, с телевизором и креслами. Столиками, где возились несколько медлительных человек, судя по всему, пациентов. И только одна девушка, очень юная, лет 20, сидела возле решётчатого окна и пугающей безмятежностью смотрела на улицу.
- Юлия Петровна Максимова, 1990 года рождения. 27 лет. Семь лет назад пыталась на шестом месяце беременности... – запнулся Эпштейн, не сводя глаз с девушки, - удалить из себя плод.
Дух перехватило, а сердце съёжилось от жалости.
- Хотите сказать, ей это тоже советовал голос в голове? – уточнила неуверенно, больше надеясь на обратное, но глубоко в душе понимала, что зря.
- Возможно, - безэмоционально отозвался Шлёма. - Она не говорит. С тех пор…
- С тех? – глупо вторила я.
- Раньше Юля была общительна, весела, наивна, как все девушки её возраста, - на лице Шлёмы мелькнула тихая радость, граничащая с восхищением. - Но при всей наивности – умна и чиста, словно ангел.
- Вы были знакомы? – озвучила осторожно догадку.
- До инцидента я её наблюдал, - вновь стал холодным Шлёма. – Юлия, как и ты, была одержима, - при этом психотерапевт обернулся и хлестнул по мне взглядом. – Фантош.
После этих слов стало жутко морозно.
- Думаете, - опять покосилась на девушку, - она пыталась убить ребёнка, думая, что он… дитя кукловода?
- Вероятно, - коротко кивнул Эпштейн. - А ещё Юлия Петровна удивительна тем, что смогла дольше всех продержаться под его контролем.
- Сколько? – не знаю, почему это стало интересным.
- Два месяца!
- Что? – не сдержала удивления и тотчас понизила голос, ведь моя реплика и громкость были совершенно неуместны. Смотрящие за пациентами медбратья одарили нас недовольным и предостерегающими взглядами.