Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 69

В разгар весенней сумятицы Джонни вновь пришлось встретиться с Клевером. Эльф даже во время буйства света и жизни был мрачен и насуплен. Но в непроницаемом лице, однако, отпечаталось едва видимое торжество.

– На, прочти. Это от твоего господина, – бесстрастным голосом сказал Клевер и бросил к ногам Джонни свиток.

Джонни равнодушно посмотрел на остроухого, но поднял свиток. В нём он нашёл текст такого содержания:

Дорогой мой друг Амунсол. Сегодня состоится моя инаугурация. Мне будет очень приятно, если ты явишься на праздничную церемонию.

– Инаугурация… – прошептал Джонни бесцветным голосом.

– Твой господин велел передать, чтобы ты со всей серьёзностью отнёсся к содержимому послания.

Джонни серьёзно посмотрел на остроухого.

– У меня нет господина. Я свободный человек.

Клевер нетерпеливо раздул крылья носа, готовясь возразить. Но в этот момент Джонни разорвал свиток на мелкие кусочки и швырнул их в лицо эльфу.

Клевер сжал кулаки, так что посинели ногти. На его щеках появились красные пятна, на скулах заходили яростные желваки.

– И за это ты тоже ответишь. Обязательно придёт тот день, когда тебя вышвырнут из Белого леса. О, я дождусь этого дня!

– Убирайся, слуга.

Эльф злобно фыркнул и скрылся за могучими стволами.

Джонни с явным сожалением посмотрел на размётанные клочки. Но их было уже не собрать, как и осколки своей жизни.

***

Звенело праздничное многоголосие удивительно чистых голосов, торжественным светом горели прекрасные точёные лица, чудесными звуками диковинных мелодичных инструментов полнился спёртый от ожидания воздух. Весь цвет Белого леса собрался на большой лесной поляне, чтобы приветствовать нового владетеля лесной твердыни. Голоса Перворожденных были веселы и искристы, их движения беззаботны и нарочито ленивы. Но с серебристом свете удивительных фонарей тени эльфов походили на метущихся в агонии птиц, предзнаменуя приближение чего-то ужасного и неодолимого.

Джонни явился на инаугурацию в своих лучших лохмотьях. Он был вызывающе грязен. Это не могло скрыться от внимания холёных, ухоженных гостей. Он почувствовал на себе брезгливые, насмешливые, сердитые, снисходительные взгляды. Это бы не его праздник, он тут был чужой.

Торжественно грянули серебряные трубы. Толпа благоговейно охнула и подалась вперёд. На поляне показались Уллин-Эн и Клён, в окружении своих новых друзей.

Уллин-Эн начал длинную торжественную речь на эльфийском. При каждом новом слове мага лицо Клёна всё более лоснилось от довольного румянца. Новоиспечённый владыка обводил взглядом присутствующих, улыбаясь и светясь так же жарко, как весеннее солнце.





Тут эльф увидел Джонни. Ему предстало страшно осунувшееся лицо и глаза, в которых застыла непередаваемая боль и тоска. Клён побледнел и растерянно заморгал глазами. Тут к его уху нагнулась чья-то красивая голова, обрамлённая тёмными волосами. Принц отвернулся от Джонни и более уже не смотрел на него.

Наконец, Уллин-Эн закончил свою длинную речь. На плещи Клёна повесили белую мантию, а на голову водрузили серебряную корону в виде изящных оленьих рогов.

Раздался приветственный рёв. Вверх взметнулись кубки с бурлящим золотистым вином.

Джонни грубо выхватил уже поднесённый к губам кубок у одного из эльфов. Сделав несколько больших глотков, он выплеснул остатки вина в лицо негодующего хозяина кубка. Показался занесённый для удара кулак. Но толпа вдруг судорожно дёрнулась и резко потекла куда-то вперёд. Поток из тел сперва увлёк Джонни вместе с собой, потом выбросил его из себя, как утопленника на берег.

Он сразу оказался в окружении прекрасных дев с цветочными венками на головах. Они смеялись, пели и изгибались в сладостных томительных танцах. Но всё это было не для него. Для человека у лесных нимф было только вино. Много вина.

Джонни очнулся. Уже начинало светать. Но где-то недалеко ещё продолжали раздаваться весёлые голоса припозднившихся гуляк.

Тяжело встав, он побрёл качающейся походкой к большому костру, откуда раздавались взрывы хохота. В высоком треугольнике жёлтого пламени и снопах искр, долетающих до самых звёзд, было что-то магнетическое, притягательное, словно перед ним лежала раскрытая книга с ответами.

Джонни приблизился к костру. Возле него копошилась бледная масса из обнажённых человеческих тел. Мелькнул знакомый шлем с отломанным рогом и бородатое лицо его хозяина, сведённое судорогой похоти.

Джонни передёрнуло от отвращения. В желудке взбурлила и поднялась вверх дурнота, отчего он зажал рот ладонью.

Костёр сильно полыхнул, и рыжий свет осветил фигуры эльфов, окруживших полукругом костёр. Их лица выражали смесь отвращения, возбуждения и животного любопытства.

Среди них был и Клён. Раскрасневшийся хозяин Белого леса с кривой ухмылкой наблюдал за гадким представлением.

Почувствовав чужой взгляд, принц повернул голову и встретился с взглядом Джонни. Эльф побагровел от густой краски смущения и пристыжено отвёл взор.

Но всё это длилось лишь мгновение. Эльф вновь повернулся к костру и нарочито громко рассмеялся.

Джонни попятился назад, оглушённый и раздавленный отвратительным представлением. Потом он бежал, ломая кусты и спотыкаясь об корни. В его глазах стояли бледные переплетённые тела, смертельная тень, нежное бледное лицо, катящаяся по траве голова и ядовитые отсветы рыжего пламени – пламени, которое поставило точку в его нелепой и глупой жизни.

Он остановился. Дальше был крутой и высокий обрыв. Внизу змеилась широкой лентой беззаботная река. На её дне призывно блестели огромные булыжники.

Джонни прислушался. Но нет. Не было никакой погони. Никто не собирался его догонять и объясняться.

«Всё кончено, мой мальчик…» – горестно проскрипел старик Кагрецу, сокрушённо покачав высохшей головой.