Джонни Странник

Его обступили высокие, сильные деревья: стройные липы, белоствольные берёзы, кряжистые дубы, развесистые грабы. Настоящие деревья, не чета тем хилым карликам, которых он встречал прежде. Они напомнили Джонни о густых лесных дебрях родного Годгоррата. Он заметно повеселел. С губ тихо сорвались первые куплеты весёлой песенки.

Почти сразу же, как он углубился в чащу, ему стали попадаться остатки рукотворных сооружений. Сперва это были отдельные каменные блоки, обломки колонн и сильно заросшие папоротником горки крупного битого кирпича. Затем горец увидел почти разрушенные до основания башни и крепостные стены.

Лесная чаща сильно поредела, запахло древней пылью и старой паутиной. Эти места были мертвы невообразимо давно.

Джонни взобрался на остатки вала. Ему открылась панорама разрушенного города: опасно покосившиеся арки, изъеденные дождём и ветром тонкие высокие башни, полуобвалившиеся стены непонятных строений. В одной из каменных глыб горец с удивлением узнал гигантское ухо. Немного поодаль от неё торчала из земли циклопическая кисть с отогнутым указательным пальцем. Каменный перст указывал на единственное неплохо сохранившееся здание – огромное прямоугольное строение, окружённое по периметру рядом высоких колонн. Наверное, это когда-то был дворец, сердце безвестного города. Но время нанесло страшные раны зданию: крыша дворца обвалилась, фасад прорезали трещины, цоколь утоп в грудах обломков. Стрельчатые высокие окна с растрескавшейся лепниной отчуждённо взирали на окружающее запустение.

Джонни спустился с вала и направился к дворцу. В его памяти всплыли истории о приведениях и нечистой силе, обитающей в таких зловещих местах. Но ещё он вспомнил сказочные истории удачливых кладоискателей…

Выщербленная дорога привела его к подножию дворца. Он поднялся вверх по страшно истёртым каменным ступенькам и оказался перед вычурными воротами, которые состояли из двух каменных вертикальных колонн и соединявшей их арки. В самой верхней части арки чьей-то неумелой рукой поверх разбитой лепнины был нарисован красный череп с рогами.

Джонни шагнул вперёд и оказался внутри дворца.

Как он и предполагал, внутри царили разгром и запустение. Возможно, в прежние времена здесь в изобилии стояли сундуки с сокровищами. Но если они и были, их похоронила обвалившаяся крыша. От внутренних помещений остались лишь две внутренние стены.

Он вошёл в проход, образованный стенами. Часть правой стены была покрыта чёрной копотью. На её поверхности кто-то нацарапал «Ватер + Ведьма = любовь». Горец мысленно посочувствовал «Ватеру», который связал свою судьбу с ведьмой. Джонни тоже отдал своё сердце необычной девушке. Но чувства прошли. Остались лишь он, горькие воспоминания, набитая хламом сумка и этот чёртов остров… Впрочем, сделать надпись мог и обыкновенный насмешник.

Горец сделал несколько шагов вперёд и с удивлением обнаружил, что часть левой стены покрыта барельефами.

Первый из них изображал пастушонка с лихо заломленной меховой шапкой. Маленький проказник, отбросив хлыст в высокую траву, ловко перебирал тонкими пальчиками по дырочкам длинной флейты. Мастер был столь искусен, что смог отразить в камне даже лукавое выражение лица мальчика.

Джонни невольно улыбнулся. В его ушах почти явственно заиграли разудалые звуки флейты.

Следующий барельеф был посвящён водоносу. Уже немолодой, сгорбленный человек со скорбными чертами. На его лице отпечатались вся тяготы жизни. Сосуд, который водрузил себе на плечо водонос, был совсем небольшим. От него трудно устать. Но водонос всё равно сгибался под его тяжестью. Горец понял замысел скульптора: вниз тянула человека нелёгкая жизнь, а не сосуд с водой.

Третий барельеф изображал прекрасную девушку с неестественно длинными, пышными волосами, которые ниспадали с головы, охватывая её стройное тело тремя кольцами. На локонах, как на морской воде, покачивались кораблики с витающими над ними стаями чаек. Это точно не могла быть земная девушка! Скорее богиня. А может какая-то аллегория, смысл которой горец не мог понять.

Он приблизился к последней скульптуре. От неё мало что осталось. Стена резко заканчивалась. Горец увидел только половину чьей-то курчавой головы и хитро прищуренный глаз.

Джонни повернулся к противоположной стене. Она не вся была в копоти. Вторую её половину тоже покрывали барельефы. Но в отличие от левой стены, на которой были запечатлены отдельные люди, на правой скульптуры изображали сцены с участием нескольких человек.

Первый барельеф изображал совет. Важные лица, прорезанные глубокими морщинами высокие лбы, повелительные жесты рук и величественные изгибы шей. Совет лучших мужей города. Но одна деталь смутила горца – виночерпий. Человек с высоко задранной головой, заливающийся дьявольским смехом. Поднос слуги с кувшином вина готов был вот-вот опрокинуться на чью-то важную голову. Но ни один нахмуренный взор или грубый окрик не останавливал смутьяна. Виночерпий был над ними, словно сумасбродный кукольник, хохочущий над пафосом своих марионеток.

Другая сцена изображала пир. Столы ломились от яств: дичь, фрукты, вина, горы сдобных угощений. Настоящие горы изобилия! Пиршествующие целиком и полностью были заняты поглощением пищи. Набитые едой рты, текущие по подбородкам струйки вина и вытянутые трубочкой губы, обсасывающие полые кости. Ни одного лишнего движения. Пирующие заняты только пищей. Джонни поразила невообразимое отупение, написанное на их лицах. Так могут выглядеть овцы, жующие траву в летний зной.

Под одним из столов, подперев руками подбородок, лежал знакомый виночерпий. Чуть прищуренные глаза с крошечными зрачками зло смотрели на пирующих людей, а губы, словно два извивающихся червя, скривились в гнусной ухмылке. Всё лицо виночерпия выражало крайнюю степень самодовольства и искреннего презрения к жрущим вокруг него людям. Горец отвернулся, не в силах смотреть на эту гадкую рожу.