Дети радиопомех

Примерно в это время и начали стираться границы, природой предусмотренные между человеческими сознаниями. Для Кирилла больше не существовало местоимения «Я». Было только «Я-мы», такое же общее, как носящиеся по сотне тысяч голов по всему миру мысли, как глаза и уши, что принадлежали множеству созданий, но служили одному разуму.

Игорь вдруг обнаружил, что они уже четверть часа куда-то идут. Миновали цепь военных, которые тут же, на парковке, между брошенными автомобилями обустроили оперативный штаб. Игнорируя расчищенную трактором полосу, углубились в царство зимы. На них показывали пальцами, но никто не посмел остановить. Игорь заметил ещё нескольких детей, которые брели по шею в снегу параллельным курсом. В голове не укладывалось, что каждый из них не более, чем конечность… чья-то конечность. Доброго существа, или злого?

- Мы зачем-то нужны тебе, - сказал он, обращаясь не к сыну, а к тому, кто занял его место под белокурой шапкой волос. – Иначе бы ты не стал нам всё это рассказывать.

Возник и быстро нарастал шум, похожий на рокот далёкого грома, только более ритмичный.

Кирилл остановился и вдруг взял родителей за руки.

- Каждый день я становлюсь старше. Каждый день голос становится слабее и кто-то уже перестал его слышать. Теперь они сами по себе, но я-мы скорбим о каждой потере. Когда-нибудь это произойдёт со всеми слышащими.

Лена выглядела потрясённой. Она не пыталась освободить руку.

- Значит, рано или поздно всё закончится?

- Все дети вырастают, - сказал Кирилл. – Даже те, кто не желает этого. Я-мы хотим, чтобы большие тоже услышали Голос.

Игорь запрокинул голову и засмеялся. Над самыми крышами пролетел вертолёт. На предпоследнем этаже жилого дома, в котором жил сердобольный, но трусливый доктор, распахнулось окно – там тоже кто-то смотрел наверх. Со стороны хлебобулочного комбината поднимались столбы дыма, и это был хороший дым. Очередная порция хлеба сошла с конвейера. Жизнь возвращалась в большой город.

«Весь этот снег похож на краску, которой нас замазали, чтобы не было видно тем, кто выше», - вещал парень из радио между чтением молитв. – «Мы надоели Господу, а сильные мира сего и рады нас не видеть».

«Ты не прав», - сказал ему Игорь.

И следа не осталось от того нетерпеливого ожидания, которое сопровождает каждого малыша: скорее бы вырасти! Стать космонавтом, водителем, путешественником – нет, не те желания были отныне в детских головах, а только страх, что Голос начнёт затихать.

Дети не боялись сойти с ума - теперь Голос не сможет никого напугать, даже если будет звучать в извращённом виде. Когда знаешь, что такое поезд, даже самый шумный и уродливый паровоз, воняющий отработанным углём, не обратит тебя в бегство.

Дело в другом.

- Стать взрослым - худшее, что может случиться, - без выражения говорил Кирилл. - Проживать десятки лет и не слышать Голоса... я счастлив, что могу наслаждаться им ежедневно, ежеминутно, и днём и ночью. Я не переживу, если он пропадёт.

- Вот так... слышишь, Ленка? - сказал Игорь, всё ещё трясясь от смеха. - Нас задвинули на самое дно разумного общества. Так что же, теперь ты обращаешься к жалким созданиям за помощью?

Руки Кирилла плетьми повисли вдоль тела. Он тоже смотрел вверх и тень, которая лежала на его лице, вызывала смутное ощущение ностальгии и тоски по чему-то несбыточному.

- Мы вызывали дождь в подземелье и танцевали. Нашли мать всех матерей и пытались заключить себя обратно в её чрево. Мы ходили по тонкой меловой дороге обратно. Пели песни на языке, которого нет. Делали всё это и многое, многое другое, пытаясь обратить взросление вспять или приостановить его. Ничего не помогает.

Игорь хмыкнул.

- Может, медицина и наука лет через сто до такого дойдёт, но этого не сделаешь реквизитом для летних представлений парка развлечений. Поверь мне, пацан.

Кирилл вдруг посмотрел прямо в глаза отцу. Там, глубоко во взгляде, вдруг блеснула безумная, иррациональная надежда:

- Есть и другие пути.

- Если бы я мог помочь, показав карточный фокус или рассказав анекдот про евреев, я бы немедля вырезал себе язык и отсёк пальцы, - ядовито сказал Игорь. Он сверлил мальчишку взглядом – до тех пор, пока не почувствовал прикосновение к своей шее. Мягкое поглаживание, которое было высшей наградой когда-то, когда в их доме царила безусловная любовь. «Мой лев», - говорила Ленка, и ответ Игоря был неизменен: «Хорошо, что мы с тобой не в зоопарке. Бритого налысо льва даже еноты подняли бы на смех».

- Позволь ему сказать, - попросила жена.

- Что?

Игорь был так поражён этой переменой, что готов был уже кинуться на Кирилла с кулаками: «что за трюки? Разве это не ребёнок в чреве повлиял на разум моей жены? Ребёнок, заметь, которого она только что ненавидела!» Но вовремя сообразил, что малыш здесь ни при чём.

- Пусть он скажет. Разве ты не видел его лица?

Она обратилась к Кириллу: