Дети радиопомех

- Мы уходим. До весны ещё далеко, но мы уходим.

- Эй, здесь есть кто-нибудь? – громко спросила она, переплетя пальцы за спиной. Ключицы были ясно различимы под одеждой, они взрезали её, как лезвия ножа масло. - Освободите меня, прошу вас. Мне скоро рожать. Отведите меня к врачу.

- Замолчи, - крикнул Игорь, вдевая руки в лямки рюкзака. Наверху, у клапана, лопнул пакет с гречкой, и крупа сыпалась ему за шиворот. Пальцы возились теперь с замком наручников. Успех! Пинком он свалил пальму и вновь, пока Ленке не пришло в голову вырываться, застегнул браслеты. Тихое «клац» потонуло в грохоте – на этот раз источник его был гораздо ближе.

У антивандальных штор просто-напросто выбили замок. Одна за одной, они поднимались, и помещение наполнялось светом фонарей, шарящих по потолку, по полкам, на которых Игорь навёл свои порядки.

- Есть здесь кто?

- Вон там свет!

- Выходи с поднятыми руками!

Игорь затушил горелку, взял под мышку газовый баллон, а другой рукой зажал рот Ленке. Потом положил баллон, поняв, что идти так невозможно, взял биту. Лена укусила его за палец, и, поддев носком баллон, отправила его в путешествие по проходу. Не прошло и десятка секунд, как Игорь щурился от яркого света, неспособный даже разглядеть окруживших его людей.

- Положи-ка это, друг.

- Отпусти девушку!

Игорь бросил биту под ноги и взял с полки кухонный нож, на кромке которого осталось масло.

- Это моя жена, - хрипло ответил он.

- Разве это даёт тебе право обращаться с ней, как со скотиной?

Глаза, наконец, привыкли к свету. Его окружали люди в военной форме со знаками отличия и без таковых. У всех оружие. Автоматы Калашникова против ножа – весёленький расклад.

Игорю хотелось реветь и метаться, но он понимал, что так не проживёт и секунды. Всё закончится – и всё будет напрасно. Поэтому он взял себя в руки и ответил, глядя прямо в глаза говорившему, белобрысому мужчине средних лет с покрытым беспомощным пушком подбородком.

- Если на кону её жизнь – её и нашего будущего ребёнка.

Взгляды поползли вниз. Игорь сделал движение, чтобы загородить собой Лену. Ему не хотелось, чтобы все эти люди глазели на живот, заметный даже под несколькими слоями одежды. Жемчужина в этой раковине предназначена ему и только ему, коль уж Ленка от неё отказалась.

- Мир изменился, мужик, - сказал белобрысый вояка, повторив, как со внезапной болью отметил Игорь, то, что чувствовалось в каждом слове, каждом жесте инквизиторов… и то, что сам он себе твердил. – Судя по беспорядку ты давно уже здесь сидишь. Они теперь сами по себе. Отпусти её.

Изучающий взгляд скользнул по Ленкиному лицу:

- Я ничего не понимаю в человеческих отношениях, если тебе нравится такое положение вещей.

- Всё, что я хочу, - прохрипела она, и на растрескавшихся губах показались капельки крови, – Всё, что я хочу… умереть и не рожать ещё одно чудовище.

По лицам мужчина пробежала рябь. Игорь и сам это почувствовал – всплеск энергии, чистой, незамутнённой ненависти и отчаяния, эпицентром которого стала Ленка. 

- Эй, - кто-то дотронулся до руки белобрысого, которая крепко, до побелевших костяшек, стискивала рукоять автомата. - Мужик просто защищает свою семью. Слушай, правда, брось нож. Мы ничего тебе не сделаем. Оставь всё, что наворовал, и вали. Если придёшь завтра днём, получишь паёк – как и все. Другие, знаешь ли, тоже хотят жрать.

Лена взвыла, как волчица.

- Мальчики, - сказала она, хотя, оглядев группу захвата, Игорь пришёл к выводу, что костяк её составляли пожилые, крепко сбитые военные с потухшими глазами. – Он меня мучает. Сами видите, я здесь против воли.

Девушка выставила подбородок, подставив свету фонарей, словно родниковой воде, ссадины и царапины, увидев некоторые из которых, Игорь почувствовал укол стыда. Глаза целиком заполнили белки, а зрачки закатились, как будто она вот-вот лишится чувств.

- Она наложит на себя руки сразу же, как только почувствует, что они свободны, - сглотнув вязкую слюну, предупредил Савельев.

Стряхнув руку товарища, белобрысый шагнул вперёд. Игорь выставил перед собой нож. Лена изогнулась, хрипло закричала, и мужу послышался в этом крике ещё один, на тон выше. В нём не было ничего человеческого.

- Нельзя оставлять её так, - рявкнул белобрысый, лицо его исказилось. – Что вы за люди-то такие? Кто знает, что это чудовище предпримет, как только они останутся одни? Тогда уже некому будет ей помочь.

- Он – её семья и имеет право…

- Нет больше традиционной семьи. Нет! Поняли? Семьи умерли. Мой сосед убил свою жену и двух дочерей голыми руками. Я… - он выразительно приподнял оружие, - оставил его прямо там, в квартире, рядом с теми, кого он лишил жизни. Как будто и в самом деле они остались верны друг другу до конца.