Страница 3 из 103
– Сейчас домой придем, я Руслану скажу, он тебе расскажет, где черное, где красное. Руся!
– Да, дядя Вова, – отозвался тот самый невысокий парень, который учил меня чифирить.
– Натаскаешь пацана.
Кивнув, Руслан поднялся с корточек, бросил под ноги бычок и расправил плечи.
Где-то за дверью зазвенели ключи.
– Прогулка окончена! На выход готовимся!
######
– Мать у меня русская, отец узбек, – рассказывал о себе Руслан.
Мы сидели на «пятаке», облокотившись на подушки. Обед прошел и многие, разморенные свежим воздухом и плотной едой, легли спать, а остальные смотрели телевизор, по которому тихонько пели музыкальные клипы.
– Я вообще сам из Новокузнецка, в Новосибе так, по случаю. В Кузне «морковник» угнали и катались по районам. Кого-нибудь отработаем, на эти бабки заправимся, похаваем и дальше едем.
– А спали где?
– В машине и спали. Спали, ели, телок в гости водили. Ха! Так и тарахтели, пока к вам в город не заехали – приняли после первой же делюги. Короче, у нас тринадцать грабежей, это только доказанных, один угон! – с гордостью декламировал мне Руслан.
– Охренеть. Сколько же вам сроку светит?
– Много не дадут. Мы же без оружия, насилия не применяли. Так, если только маленько, – усмехнулся он, – лет пять-шесть, не больше.
Его голос был звонким, в глазах горели веселые искры, которые в самые захватывающие, на его взгляд, моменты разгорались ярким огнем. Худой, сутулый, невысокого роста, волосы коротко стрижены. Смуглая кожа в сочетании с пестрым спортивным костюмом и грязными белыми носками дополняли картину. На вид ему можно было дать лет пятнадцать.
– Ты про жизнь воровскую че-нить знаешь? С братвой общался?
– Основное-то, конечно, знаю, слышал. Много рассказывали, – уверенно ответил я.
– Рассказать могут всякое. Ты черный? – увидев мой растерянный взгляд, он продолжил, – вот видишь. А это основное и есть. Черные – это порядочные арестанты, которые придерживаются воровских понятий, традиций и живут по-людски. Людское – это воровское. У черных три масти: мужик, бродяга, вор. Кстати, это черная хата, если че, здесь одни мужики. А красные – это козлы, суки, те, кто работает на мусоров, короче вся чесотка. Мужик тоже может там оказаться, если начудит то, что неприемлемо порядочному: в карты, например, не рассчитается или обманет ближнего, да много за че можно перекраситься. – Руслан начал тихо, но чем больше он говорил, тем ярче загорались его глаза, а голос становился более громким и решительным. – Еще есть обиженные, петухи по-другому, опущенные, пидорасы…
– Ты че разорался!? Тише будь! И не дыми в мою сторону! Бля, только задремал, – прервал речь Руслана грубый басистый голос.
Тот сразу же осекся и, скорчив недовольную мину, затушил сигарету. Голос принадлежал лежащему на нижней угловой шконке. Это был абсолютно лысый, по-спортивному крупный человек лет тридцати, один из тех, кого я причислял к уважаемым и авторитетным. Он несколько секунд смотрел мне в глаза, а потом, накрывшись верблюжьим одеялом, молча повернулся лицом к стене.
– Витя Большой, – голосом близким к шепоту произнес Руслан, – смотрящий за хатой. Есть еще смотрящий за этажом, за корпусом, за игрой и смотрящий за тюрьмой, положенец. Каждый порядочный должен знать их по именам.
Руся продолжил, а я откинулся на подушку, поправив под собой скомканное одеяло. Не знаю, какие процессы активизировались в моей голове, видимо те, которые не задействованы в обычном состоянии, а включаются только в экстремальных ситуациях. Голова была ясная, и я запоминал все, каждое слово. Слова выстраивались в логические цепочки, которые, сковываясь друг с другом, образовывали передо мной четкую картину. Однако некоторых звеньев не доставало.
– А кто такие бродяги? Как понять, смотрящий за игрой? Красные что, отдельно сидят?
– Есть красные хаты, они там и сидят. О, смотри Виа Гра! Новый клип!
Я посмотрел на экран. Темное небо, острые скалы, красивые женские тела в облегающих прозрачных платьях. Опять новая солистка. Светленькую заменили. Старая и двух месяцев не продержалась, в одном клипе всего снялась… Блин, откуда я это знаю.
– Руся, а ты чем до всего этого на свободе занимался? Учился, работал?
– Мать запила, как отца посадили, – не отрываясь от экрана, сказал он, – в школу ходить я перестал, так… подрабатывал, где придется.
– Что делал-то?
– Дьячком в церкви служил.
######
Как быстро человек привыкает к новой обстановке и незнакомым ему обстоятельствам? Наверное, все зависит от личностных качеств человека и от того, насколько незнакомы ему эти обстоятельства, насколько нова эта самая обстановка.
Две недели пролетели как один день. Я уже понимал, о чем говорят друг с другом мои сокамерники, начал понимать местный специфический юмор и после очередной пошло-черной шутки делал вид, что мне тоже смешно. От чая меня больше не тошнило, выручали конфеты, которых здесь было вдоволь – сахар перебивал вкус горечи. Начал курить крепкие сигареты. Легкие здесь никто не курил, и когда мои заканчивались, приходилось угощаться такими. Горло давило, я кашлял, но отказаться от этой привычки не мог. Да и не хотел.
За эти дни успел более-менее приспособиться к окружающим, запомнил все имена, прозвища и погоняла, кто за что сидит, и кто чем занимался там, на свободе. Контингент здесь был разный: таджики-наркоторговцы, которые в один голос кричали: «Мы не барыги, нам подкинули!», простые мужики, по пьяни, случайно или нет, убившие кого-то, ребята немного моложе меня, грабившие ради дозы героина или куража, как Руся. Был и настоящий криминальный элемент, закоренелые преступники: бандиты, крадуны – точно определить их расположение в воровской иерархии я еще не мог. Таких, по моим наблюдениям, в камере было двое: Вова Домик и Витя Большой. Если с первым мы быстро нашли общий язык, и я даже пробовал шутить, то с Большим мне познакомиться не удавалось. Не сказать, что он избегал моего общения, или я боялся подойти к нему, но вот как-то не складывалось – то ситуация не позволяла, то настроение не располагало.