Страница 90 из 138
Он выпаливает это, будто змея жалит.
- Что? – От неожиданности я замираю. Пугаюсь того, что он сам придумал эту чушь и готов поверить в нее. – Нет!
- Хорошо, - произносит Рэй больше для себя, чем для меня, выходя из раздумий и туша злые угольки ревности в своих глазах. А мне становится дурно после этого. Обидно, что он мог подумать о таком. – Вот. – Он протягивает мне книги. – Это первые знания об оберегах от демонов. Немного, но что-то может пригодиться. Не дай Бог повторится то, что я наблюдал позавчера.
Он протягивает книги с закладками, я молча беру, не глядя в глаза, пытаясь справиться с обидой, которая жжет раскаленным железом сердце.
- Мел?
Я злобно кошусь на него.
– Что-то не так?
И я взрываюсь, вскакивая с места, будто ужаленная.
- Как ты мог подумать, что я спала с Кевином? Тебе отказала, а, значит, с ним смогла? Отличное у тебя мнение обо мне!
Уже отвернувшись, чтобы броситься к выходу, я оказываюсь в кольце рук Рэйнольда.
- Пусти! – вырваться от Оденкирка невозможно – проверено на чердаке. Почти так же ощущая свое бессилие перед ним, как тогда, злобно шипя на него, пытаюсь отбиться. – Пусти сейчас же!
- И что сделаешь? Проклянешь? Сожжешь? И по ветру развеешь? – Рэй явно наслаждается ситуацией, противно улыбаясь, будто я флиртую с ним. Хотя больше всего мне хочется закричать на него или стукнуть чем-нибудь тяжелым.
– Пойду к Кевину, наверстаю упущенное! Ай!
Рэйнольд перехватывает мои руки, сильно сжав их, и я выпускаю книги, которые сыплются прямо нам на ноги острыми углами.
- Опять развлекаешься, Оденкирк? – Чужой мужской голос вклинивается в наше уединение, и мы замираем: я прекращаю вырываться, а Рэйнольд отпускает меня и убирает руки в карманы. Из коридора через открытую дверь на нас смотрят Ева и Стефан, держащиеся за руки. Я вспыхиваю из-за того, что нас застали врасплох, и начинаю поднимать с пола рассыпавшиеся книги. В голову приходят странные вопросы: почему «опять», почему «развлекаешься»?
- Ева, он еще тебе не надоел за это время? – Рэй счастливо улыбается и смотрит вызывающе на Клаусснера. Они сейчас похожи на мальчишек: того гляди, сорвутся и начнут потасовку, чтоб выяснить, кто сильнее.
- Нет. Пусть только попробует! – Ева ухмыляется. Она щипает бок Стефана, а тот, фыркнув, отклоняется, смеясь и влюбленно глядя на девушку. - А вот я смотрю, ты скоро надоешь Мелани, если будешь продолжать в том же духе!
Ева смотрит на меня, обнимающуюся с книгами, с пунцовыми щеками от неловкости момента.
- Не надоем! – Рэйнольд подходит ко мне и привлекает к себе одной рукой.
- Ну ладно, - говорит Ева с хитрецой, намекая, что разговор окончен: развлекайтесь дальше, детишки.
- Эй! Мелани, - Клаусснер впервые называет меня по имени, и внутри сжимается все от страха под тяжелым взором невыносимого Стефана. Сразу вспоминается гневный блеск глаз и его звонкая пощечина со вкусом крови от разбитой губы. Но сейчас мужчина улыбается мне, хоть и немного хищно, – Добро пожаловать в Саббат!
Я благодарно киваю, не в силах произнести хоть слово. В голове громыхает, что мой самый рьяный ненавистник принял, как свою. Всё. Я счастлива. Больше нет никого, кто бы смел оспорить мое право находиться здесь!
Ева и Стефан уходят, и я расцветаю улыбкой, готовая прыгать от радости. Потому что знать, что Клаусснер, лучший друг двух самых близких мне людей, ненавидит меня - было невыносимо.
- Ты слышал? – радостно шепчу я, еле сдерживая рвущийся визг, - Он сказал «добро пожаловать в Саббат»!
- Ты счастлива? – Рэйнольд любуется мной, заправляя выбившуюся прядь за ухо.
- Конечно! Он признал меня. Понимаешь? Он парень Евы, твой лучший друг, и знать, что он ненавидит меня - было неприятно.
- Но он не извинился за пощечину.
- Извинится еще. Я подожду. Главное, что он принял!
Рэй целует меня в лоб и тянет к выходу.
- Пойдем. А то Ева окажется права, и я тебе надоем своей назойливостью.
- Надоешь? Никогда! – Кажется, мне всегда будет мало общества Рэя. Что уж говорить об поцелуях и ласках. – А почему Стефан сказал: «опять развлекаешься»? Ты с кем-то еще развлекался?
- Нет. Я тоже не понял, о чем он. – Рэй сзади подталкивает меня к выходу, поэтому не могу рассмотреть его лица: шутит он или действительно не понял.
В Китае шел дождь. Плавучий домик попал в стихию: вода сверху, вода снизу. Шипящий хлещущий звук раздавался от водной глади, рябой от капель дождя. Сидеть снаружи у схода, как я любила, было невозможно. К тому же похолодало.
Рэй чертыхнулся, увидев, во что превратилось наше место.
- Можешь в Саббате посидеть…
- Нет. Я могу и в домике побыть!
- Ты уверена? – Рэй держит меня в своих объятиях, укрывая от брызг и холода.
- Да. Меня не смоет!
- Ну, хорошо. - Он пропускает меня первой в дверь, в которую мы только что вошли из Саббата. Так как я не инициированная, дверь не пропускает меня обратно в замок, и я вхожу в дом. Рэй же легонько хлопает по косяку ладонью, прежде чем войти, иначе портал вернет его в Саббат.
Внутри пусто и темно. Ощущение безжизненности. Рэй проходит в мрак помещения и проводит рукой над маленьким квадратным столиком.
- Ignis*, - и свечи загораются одна за другой, будто заражают друг друга пламенем. Оказывается, что свечей в доме намного больше. Они не только на квадратном столике, но и по бокам на длинных низких столах. Какие-то ящики с сундуками, пыльные глиняные стаканы, в углу свернута циновка. В воздухе витает заброшенность. Больше похоже на временный ночлег, чем на жилище старого колдуна.
- Расскажи мне что-нибудь… - Я не хочу отпускать Рэя. Мне мало его.
- Что, например? – удивленно оборачивается он.
- Не знаю… Почему латынь для заклинаний?
- Потому что латынь – это мертвый язык, к тому же, на нем писались многие церковные тексты. Латынь используют и знают все: и Химеры, и Инквизиторы. Хотя не отказываются и от своего родного языка…
- Ммм… - мычу я, закусив губу, кивая в знак того, что поняла. Что бы еще спросить? – А Химеры, они какие?
Рэй удивленно смотрит на меня.
- То есть?
- Ну, какие они? Чем отличаются от Инквизиторов? Как узнать, кто стоит передо мной?
- Они такие же, как и мы. Отличаются Знаком: луной вместо солнца. – Рэйнольд поднимает задумчивый взгляд в поисках ответа. – «В ваших глазах я воплощение всех тех грехов, которые у вас не хватает смелости совершить».
- Дориан Грей?
- Именно. Все Химеры – это Дорианы Греи. Извращенные, самовлюбленные, прожигающие жизнь в удовольствиях. Для них законы – это как забава, игра. До поры слушаются, а потом спокойно преступают его.
- История про преступников и полицейских? – я вспомнила, как он объяснял мне в первый день всю сущность мира Инициированных.
- Именно! – Он стоял и смотрел задумчиво на меня. Что у него творилось в голове, я не знала.
Я подошла к нему и коснулась его щеки, немного грубой кожи с жесткой пробивающейся щетиной. Все-таки я осмелела за эти два дня, раньше бы не позволила бы себе даже думать об этом. Он смотрит прямо в душу, стоит, не двигаясь, наблюдая за мной. Рэй выше меня на целую голову, поэтому я всегда гляжу на него снизу вверх. Наверное, так будет всегда, что Рэйнольд надо мной, как светила, как небо, как кто-то, кто управляет нашими судьбами и заботится о нас. Мне хочется сказать, как сильно я его люблю, что мне жалко жертвовать любой минуткой своей никчемной пустой жизни в отдаление от него, но молчу, закусывая губу. Вместо этого подхожу и ищу спокойствия в его объятиях, прислонившись ухом к груди и слушая громкие удары сердца, которые словно заявляют миру о неоспоримом праве этого человека существовать на земле. Рэйнольд тут же обнимает меня с тихим вздохом облегчения. Нам хорошо вместе, спокойно. Это безмятежность.