Sabbatum. Инквизиция

Карцер II

Резкий пронизывающий ветер кончается в ту же секунду, как мы проходим через портал. Вот я была на крыше, растерзанная людьми, которых люблю, и вот я уже нахожусь в вязкой тишине какого-то здания. Резкий переход - другая реальность. Передо мной теперь стелется длинный коридор какой-то гостиницы с красным ковром на полу, слева сплошное окно во всю стену, из которого виден заснеженный лес и горы. Здание, похоже, стоит на возвышенности. Ели расстилаются зелено-белым ковром у подножья здания - и ни намека на деревню, городок и вообще на присутствие других людей. Наверное, так и живут в горнолыжных гостиницах, которые строят для желающих по-настоящему уединиться. Здание большое, полуизогнутое, и мы где-то на этаже десятом, судя по виду из окна. В коридоре тепло, но сам пейзаж и этот белый синеватый свет зимы за блестящими окнами футуристического отеля морозит и заставляет ежиться.

- Где мы?

- Здание Сената. Карцер. – Архивариус идет деловито, я еле успеваю за ним. Напротив этого длинного окна расположены «номера», но вместо цифр на дверях висят маленькие дощечки для надписей мелом, на некоторых начертано что-то, кое-где прикреплены планшеты с листами на двери, как на кроватях у пациентов в больнице. Новое пространство и окружение даже отвлекают от головной боли и усталости. Сам Архивариус выглядит порождением этого места, как призрак, ей-богу. Черный человек в черном костюме в пустом серо-голубом коридоре с противной бордовой ковровой дорожкой, напоминающей ковролин в отеле Парижа. Безлюдно. Ни звука. За окном снег. Лишь наши утопающие мягкие шаги.

- Это что-то типы тюрьмы? – Я пытаюсь разрядить обстановку, меня пугает эта тишина и холодный свет.

- У Сената нет тюрьмы.

Это точно. Я знаю об этом. Они лишь временно держат в карцере, а потом либо уничтожают, либо придумывают другое наказание, либо отпускают. И вот мы останавливаемся у одной из дверей. Батлер подходит и пишет на доске мелом мои имена: «Анна Шувалова//Мелани Гриффит», после чего открывает дверь, приглашая войти.

Вхожу в комнату. В самом деле, похоже на отель: кровать, тумбочка со светильником, маленький стол и стул, стационарный телефон, графин с водой и Библия. Всё. Телевизора и радио тут нет, как и холодильника и прочей техники.

- Вам запрещено выходить из комнаты и общаться с кем-либо извне, кроме Архивариусов.

Я киваю в ответ, оглядывая свою клетку. Вспоминаю, как приехала в Саббат и тоже привыкала к пустой комнате.

- Вот вам новая одежда. Прошу сменить. – Он кивает на кровать, на которой лежит белая футболка и джинсы, рядом предметы нижнего белья. И стоит, выжидательно смотрит. До меня медленно доходит.

- Вы хотите, чтобы я это сделала при вас? – Он утвердительно кивает; нельзя понять, что он думает, по его лицу – одна сплошная суровая маска.

В полном замешательстве беру одежду и бреду в сторону в ванны.

- Нет. Нужно сделать это при мне.

- Зачем? – Кровь бросается мне в лицо.

Он что, извращенец?

- Я должен проследить, чтобы все ваши вещи были отданы Сенату до суда. Чтобы при вас не осталось ни одной личной вещи. И чтобы ни на одном предмете на вас не было магического воздействия.

Теперь понятно. Всё это напоминает тюрьму строго режима, а я - главный преступник-рецидивист.

Я стараюсь не смотреть на Архивариуса, который кажется безучастным к происходящему. Раздевшись донага, надеваю чистое сенатское белье на свое грязное тело, которое еще сохранило запах и воспоминания о прикосновениях Рэя. Архивариус забирает всё: мое испорченное платье, нижнее белье, кольцо, даже туфельки. И снова я возвращаюсь к тому, от чего уходила: у меня ничего нет. И никого… Они где-то там. А я здесь с ужасающей головной болью и вернувшимися воспоминаниями – блок Лукреции снят. Уж лучше не воспоминала бы. Права Реджина, прошлое мешает жить - оно возвращает все к тем же ошибкам.

Я выпиваю таблетку от головной боли, оставленную по моей просьбе Архивариусом, затем иду в душ, смывая грязь и запах Рэя. Всё. Я ничья. Падаю на кровать и засыпаю.

Очнулась я ночью, в темноте и тишине незнакомой мне комнаты, где даже запахов лишних нет. Стерильная реальность. Карцер.

Проморгавшись, я включаю свет, который своим расположением в комнате напоминает мою больничную палату, он даже звенит электричеством в проводах и нитях накаливания так же. Подойдя к окну, вижу черноту - ни единого огонька. Наверное, там тоже лес с заснеженными вершинами. Прильнув щекой к стеклу и сильно скосив глаза, я попыталась рассмотреть окна соседей, есть ли такие же полуночники, что и я, но, так как здание стоит дугой и наши комнаты на внешней стороне, то разглядеть соседа нереально. Все продумано и рассчитано до мелочей. Вздыхаю, слушая, как вздох проносится в тишине карцера. Ощущение, что мира нет, есть только эта комната с включенным светом и я. Наверное, чистилище - такой же карцер: еще не ад, но и не свобода. Сиди и раскаивайся за прошедшую грешную жизнь... Может, я умерла? Вдруг меня убили на крыше здания или раньше, теперь я действительно в чистилище? Нет, вряд ли, Рэй не может быть плодом моей фантазии - у меня слишком скудное воображение для такого. Значит, убили на крыше...

Внезапно в «номере» надо мной происходит какое-то движение: сначала что-то глухо падает, затем раздается грохот и топот, а дальше кровь стынет в жилах, потому что доносится мужской отчаянный крик, и все замолкает. Только мое сердце теперь грохочет в груди от страха.

Мамочки! Что это было? И сама себе отвечаю: это же карцер, отсюда ведут на костер. Интересно, сколько инициированных прошло через мою комнату, сколько вышло за эту дверь и не вернулось? Страшно. А еще тихо. Нужно молчать о погибших, либо шепотом.

Меня передергивает, но не от холода. На запястье слабо фосфоресцирует печать Сената - временный знак Стражи в виде отпечатка руки того Архивариуса, который наложил его: мой - грубая широкая ладонь архивариуса Батлера.

Архивариусы… Тоже тот еще народец. Нина как-то говорила, что им промывают мозги и уничтожают эмоции – не знаю. Наверное, неправда, наверное, просто это склад характера такой – преданность делу. Ведь Ной же адекватный, правда, еще Инквизитор. Говорят, будто все Архивариусы подписывают бумагу о том, что они обещают не иметь детей и семьи. Если нарушишь - вылетаешь из Сената, причём обычным смертным человеком.

Ной, Нина… Забавно. Такие разные люди. Но я их помню. Я теперь всё помню.

От безысходности и скуки ложусь на кровать и закрываю глаза, пытаясь вспомнить Рэя в нашу первую встречу. Нет, не в Саббате, а на шабаше, когда меня через портал переправляли Сестры. До сих пор в ушах звенит Варин смех, которая в этой затее видела лишь приключение и забаву для нас. Я помню, как колдовали Сестры, как магия звенела и носилась, выжимая из ведьм всю энергию.

На нас были черные плащи с красными подкладками; Варя была без ума от этих дизайнерских шмоток и вещиц, что поставляли Химеры. Мне же было наплевать, помню, что в тот вечер я скучала по Виктору, думая о том лишь, как давно мы не виделись.

- Adios! – Варя хохоча, как ведьмы из старых фильмов, прыгнула в портал. Магия всплеснулась, сжалась и поглотила ее, после чего снова разверзнула пасть, чтобы принять следующую сестру. Я храбрилась в отличие от Варьки, мне было страшно до чертиков: неизвестно, куда портал может кинуть тебя, а вдруг магии ведьм не хватит и пиши пропало. Лукреция подошла ко мне и стала подталкивать к порталу, именно в этот момент вышел Стефан с ножом и со своим: «Девочки, да у нас тут вечеринка?», а за ним были они - Рэй и, кажется, Ахмед…