Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 42

             Меня не нужно было подгонять. Мы выскочили в парк, на нас повеяло ледяным ветром. Вместо июльского зноя – осенний холод. Вместо аттракционов – искореженные обломки, с облупленной краской. Голые, мертвые деревья. Гробовая тишина. И обугленные силуэты людей. Не видно солнца. Лишь свинцовое, тяжелое, низкое небо. Я взял Кему за руку.

- Холодно здесь, скорее вернемся за вещами, а потом уйдем.

          Мы молча вернулись в квартиру. Слишком долго возились, собирая чемоданы, словно оттягивая наш уход. А когда вернулись к проходу, он был уже закрыт. Не было никакого грохота, ни фиолетовой, ни багровой дымки. Скучная, будничная стена. Я не смотрел на Кему.

- Прости, но я не хотела возвращаться туда. Не знаю почему. Я рада, что прохода больше нет.

- Если честно – я тоже. Я хотел в тот яркий парк, в тот летний день…Это было мое детство,  Кема. Мои воспоминания.

Она молча подняла с пола рубиновую птичку – свистульку и обсосанный леденец.

***

            Сейчас уже трудно ответить, сколько раз мы с Кемой пытались воссоздать тот солнечный парк. Мы напрягали все силы, усердно думали о лучших минутах нашей жизни. Делали это вдвоём и поодиночке. Воспроизводили в мельчайших подробностях любые приятные воспоминания, с надеждой, что сможем открыть проход хотя бы куда-то. Но, к сожалению, ничего не случалось. Я пытался проиграть заново тот момент, когда портал удалось открыть. Принимал душ, лил холодную воду. Даже вспомнил песенку, которую при этом напевал. Все напрасно. Такой ясности мыслей, такой чистоты сознания я достичь уже не мог. Впервые пожалел, что не употребляю вещества. Да и не было тут их, иначе бы мы давно с Кемой сторчались.  Мы целыми днями просиживали у стены, где некогда возник проход, мечтали, молились, повторяли воспоминания как мантру. Уже не осталось ничего, что бы мы не испробовали, но открыть этот чертов портал не удавалось.





                 Однажды появился Валерка. Я ходил за ним по всем комнатам, но так и не убедил взять свистульку. Он словно не видел ее. В глубине души я понимал, что ничего не получится. А вдруг Валерка распознает замену? Но что мне оставалось делать? И, честно говоря, это мало меня беспокоило. Все свои силы я отдавал порталу.

Ничего не менялось. Попытки открыть портал с каждым разом делались все слабее. Мы снова скатывались в апатию.  Временами я слышал страшную песню, однажды заприметил движение в одной из комнат, словно что-то тяжелое и мохнатое пробралось под кровать. Странные, непонятные вещи творились все чаще. Нас словно вынуждали убраться из этого жуткого места. Признаюсь честно, была бы возможность – мы бы убрались, оставив Валерку в этом страшном мире. Мне до сих пор стыдно за это малодушие.

             Теперь мой день начинался с того, что я записывал в тетрадь все приятные истории из детства. Для того, чтобы вслух читать их возле стены, пытаясь снова и снова открыть портал. Это упражнение было очень любопытным. Было интересно копаться в своем далеком прошлом. Как бусинки на нитку нанизывались давно забытые воспоминания, несомненно что-то дорисовывалось воображением. Одна бусинка цепляла другую, другая – третью и так – незаметно для тебя – ты вытаскивал на свет целый ворох того, что было глубоко похоронено в душе. Ориентируясь на какие-то даты, события, сроки – удавалось достаточно подробно воссоздать всю историю своей жизни.  Мы исписали сотни страниц. Благо, запасливая родня скупала школьные принадлежности в неимоверных количествах. Под теткиной кроватью стопками лежали школьные тетрадки, ручки, карандаши.  

            Однажды, работая над описанием своего десятого дня рождения, заметил Валерку. Он подбирался к свистульке. Я замер, боясь его спугнуть. Ну возьми же ее. Возьми. Шаг, еще шаг, быстрый, слишком быстрый взгляд на меня. Я еле успел спрятать глаза, чтобы не дать ему повод беспокоиться. И вот Валерик схватил свистульку и изо всех сил дунул в нее. Ни одного звука, снова дунул… ничего. Валера прижимал трубочку к губам, гладил птичку, но ничего не получалось. Я был готов поклясться, что в тот момент в Валеркиных глазах таилась обида. Обида ребенка, обманутого жестокими родителями, подсунувшими ему пустой фантик вместо конфеты. Он в сердцах бросил свистульку на пол, свистулька треснула.  Валерка пропал. Эксперимент провалился. Все было конечно.

Я погрузился в депрессию. Вселенское везение, шанс один на миллион, давший мне несколько минут свободы, позволивший захватить свистульку, открывший портал, окончился полным крахом. Шанс был потрачен впустую. Портал наглухо закрыт, свистулька не сработала. Несчастный Валерка уже никогда не спасется. И мы тоже. Интересно, что проще – надышаться газом, взорвать квартиру либо прыгнуть в окно –  мне уже было все равно.

***

            Глухо капает вода из крана. Кап-кап. Скучно, монотонно. Жарко. Я лежу на полу, Кема вроде бы дремлет. Кап… капля стекает по тарелке, разбегается по белой эмали раковины, скатывается в сливное отверстие. Куда она дальше? На нижний этаж? В подвал? В канализацию? В океан? Превратиться бы в червя, сбежать отсюда через вонючую трубу. Совсем недавно я готов был отдать все за то, чтобы хоть куда-то переместиться. Теперь мне безразлично. Лень даже включить газ, чтобы отравиться. Кеме по-моему тоже все надоело. Валерка давно не приходил. Но то, что его ловили, я знал и сам. Песенка играла все чаще. Не было ни Костика, ни Люси, которые могли увести его за руку и укрыть в своем убежище. Раньше я проклинал себя за беспомощность. А сейчас меня это совсем не беспокоило. Хватит и того, что уже сделано. Я не Бог и не великий маг. Пусть все катится своим чередом. Сердце билось ровно и монотонно, как вода на кухне. Дум-дум, дум-дум. Было тихо, тоскливо, уныло. Я вздремнул. Проснулся от резкого запаха ацетона. Кема достала тюбик «Момента» и заклеивала «стрелку» на колготках. Повернулся на бок, в ребро уперлось что-то маленькое, твердое, мешающее лежать. Свистулька. Так и валялась тут все это время. Валерке она больше не нужна. А для меня – единственная память о далеком детстве. При ударе об пол птичка треснула, но не развалилась. Ничего серьезного. Я взял «Момент», заклеил трещину спичкой. Протер спиртом, птичка стала как новая. Долго любовался ей, смотрел через пластмассовое стекло на улицу. Почему-то вспомнилась девочка Элли, Тотошка и Железный Дровосек. Только у них был Изумрудный город. А у меня – Рубиновый.  Кема ушла на кухню ставить чайник. Я лениво побрел за ней, поднес свистульку ко рту. Дунул… Тишина…