Страница 19 из 42
- Совести у вас нет, Максим. Как не стыдно пялиться на голую женщину
Ответа на ее вопрос у меня не было. Я просто обнял ее и… думаю нет смысла описывать все, что происходит между мужчиной и женщиной в таких ситуациях. В тот день мы спустили с цепи всю нашу нежность, все наши чувства, которые так долго прятали эти месяцы. Нас ничего не заботило, ничего не тяготило. Мы просто были друг у друга. И больше никого на целом свете. Впрочем, наверное, в этом месте, населенном лишь фантомами, так оно и было. Не помню, как мы очутились в кровати, где снова любили друг друга. Я целовал Кему, все время шепча, что все у нас будет хорошо, что мы выберемся. Она мне верила. Я знаю это. Мы забыли про ужин. А ведь с него все начиналось. Не в силах расстаться, мы уснули обнявшись. Горячие угольки страсти в ледяном мире призраков.
***
А ночью пришла Люсенька. Она стояла и смотрела на нас. Я резко накинул полотенце, попросив Люсю подождать в другой комнате.
- Какой смысл прятаться. Я все вижу. И в ванной…
- Ты все видела? Как тебе не стыдно… Иди на кухню, я сейчас приду.
Люся ушла. Кое-как натянув брюки, я вышел вслед за ней. Кему осторожно накрыл простыней. Впрочем, она вряд ли бы проснулась, страсть утомляет.
- Я нашел твою сандалию, как и обещал.
- Я знаю.
- Не слышу радости.
- А чему радоваться? Она была у них. Теперь у тебя. Какая разница.
- Люся, не говори загадками. Я не пойму о чем ты.
- Значит, я могу просто взять сандалию и уйти?
- Ну конечно.
- Где она?
Сердце бешено заколотилось. Я подумал, что сандалии больше нет. Исчезла, испарилась. Бросился к столешнице. Сандалия была на месте.
- Вот, возьми.
Люся вырвала сандалию из моих рук, отбежала, стала примерять.
- Люся, погоди…
Она дернулась, словно ее перетянули хлыстом. Сандалия выпала из рук, она начала шарить по полу, нервно разыскивая пропажу.
- Включить свет?
- Нет!
Я попытался поднять сандалию, но пальцы прошли сквозь нее. Люся это заметила.
- Не можешь, не можешь, ура, она моя теперь! Моя!!!
- Не кричи. Конечно твоя, я разве забирал ее? Обещал найти и нашел, целый день потратил между прочим…
- Здесь не бывает дней… но мне теперь все равно, я ухожу.
- Куда ты идешь?
- К маме конечно, куда же еще.
- А где мама?
- Там.
- Там, это где?
- Не важно, главное, где их нет.
- Люся я не понимаю.
- Дядя Максим мне, правда, пора. Отпусти меня, пожалуйста. Не держи. И помоги Костику.
- Какому Костику?
- С железным пистолетом.
В это время до меня донеслась противная песня про паровозик. Мощная дрожь волной пронеслась по полу. Люсенька смотрела широкими от ужаса глазами. Не на меня, а на нечто позади. Я резко обернулся. Чудовищный уродец сидел за мной, а его гнусный паровозик колесил по рельсам, сотрясая комнату. Со страшным грохотом на пол летели вазы, чайники, посуда. Я невольно попятился назад. К уродцу подошла женщина. Я не знаю, откуда она там взялась. Я запомнил лишь свет, словно автомобиль проехал, брызнув фарами. Все знают этот внезапный тусклый липкий свет. Он пробегает ночью по потолку, по стенам, нарушая сон. Он пугает малышей, будит влюбленных, стариков отправляет в последний путь. Женщина двинулась в мою сторону, протянув руку вперед. Она смотрела не на меня. Она смотрела на маленькую хрупкую девочку с бездонными голубыми глазами, которая слишком долго говорила со мной. Люсенька, оцепенев от ужаса, наблюдала за ней. Она успела надеть сандалики, но ремешок левого был расстегнут. Я заорал что есть мочи:
- Ремешок, Люсенька, застегни ремешок!!!
Женщина остановилась, оторвав взгляд от Люси. Ее злые глаза испепеляли меня ненавистью. Я встал между девочкой и этой химерой. Она с размаху попыталась влепить мне оплеуху. Но рука прошла сквозь меня, не причинив никакого вреда. Женщина, потеряв равновесие, полетела на пол. Люсенька заканчивала возиться с застежкой, я бросился к ней, но ничем не мог помочь. Уродец жутко завыл, разгоняя свой паровозик. Он пополз в нашу с Люсей сторону. Женщина надвигалась слева. Но Люсенька уже справилась. Она что – то лепетала, но я не слышал слов. Красивое изумрудное пламя охватило ее и, вспыхнув ярким зеленым цветочком, Люсенька исчезла. Уродец и женщина скалясь от злобы, вернулись к железной дороге. Они что-то шептали, плевали, рисовали какие-то знаки, музыка орала как сумасшедшая. В какой-то момент земля ушла из под ног.