Страница 2 из 153
Настал черед Кассандры смеяться. И если смех Германа звучал неприятно, то её смех был отвратительным. Словно костями кастрированного кота царапали друг о друга, и вся боль его девяти ушедших жизней скрипами и стонами вырывалась наружу.
— Ты — сумасшедший, — отсмеявшись (а точнее — отскрежетавшись), заявила Кассандра.
— Да? Довольно смелое заявление от девушки, которая разговаривает с плодом своего воображения.
После этого напоминания Кассандра снова сжалась в комок и попыталась глубже втиснуться в стены палаты.
— Уходи! — бросила она Герману. — Прочь!
Он наклонился к ней так близко, что она могла бы рассмотреть поры на коже и пробивающиеся волосики на гладко выбритом лице, если бы снова не зажмурилась.
— Я бы и рад, — прошептал он. — Но ты меня не отпускаешь. И не признаешься в этом сама себе.
Герман разогнулся и подошел к письменному столу. Взял в руки перо, повертел, рассматривая, окинул оценивающим взглядом массивную бронзовую чернильницу, полную до краев.
— Смотри-ка, а они тебе уже доверяют тупые тяжелые предметы, — весело засмеялся он. — Неосмотрительно с их стороны, но это лишь моя точка зрения. Ведь кое-кто, не будем тыкать на тебя пальцем, настолько кукукнулась, что даже галлюцинации у неё сумасшедшие. По крайней мере, так следует из её слов, верно?
— Чего тебе от меня нужно? Почему ты не можешь оставить меня в покое?
Положив перо на место, Герман как бы невзначай поднял лист бумаги.
— Мы это уже проходили, Кассандра. В последний раз, кажется, это было… только что! Право слово, иногда мне кажется, что ты меня вовсе не слушаешь. Я понимаю, это глупо: как ты можешь меня не слушать, если я существую только в твоей голове? Но иногда ко мне подкрадываются такие сомнения. Я прямо не знаю, что с этим делать. Может, ты подскажешь?
Резким движением Герман выставил перед собой чистый белый лист, не запятнанный ни единым словом. Он бережно держал его за противоположные углы, демонстрируя Кассандре зовущую, девственно чистую поверхность, маленький кусочек бумаги, которому под силу запечатлеть и сохранить мысли, впитать и передать как мудрость, так и глупость, превратившись из белого лебедя полезной вещи в гадкого утенка человеческого наследия.
— ПИШИ!
2
— Доктор Баркер! Доктор Баркер!
Хриплый женский голос разлетался из раструбов громкоговорителей по просторным коридорам лечебницы, звонко отскакивая от стен, дверей, полов и потолков, прыгал дальше, теряя в громкости и раздражающей хрипотце, зато пробираясь в самые дальние уголки здания.
Говард Ф. Баркер, невысокий, щуплый мужчина, с аккуратной бородкой и усиками, с пронзительными карими глазами, широкими (для своего роста) шагами спешил на вызов. Под мышкой он зажал коричневый кожаный портфель с необходимыми медикаментами, а также с несколькими папками историй болезней особо интересных пациентов. Среди этих папок находилась особая — самая тоненькая, но самая дорогая, — будущий научный труд доктора Говарда Ф. Баркера.
Доктор перемещался по коридорам настолько стремительно, что вынуждал испуганно жаться к стенками не только встречный медперсонал, но и пациентов — от самых тихих до самых непредсказуемых, из числа тех, кому разрешено самостоятельно гулять и покидать пределы палаты. Доктор спешил. Раскаты хрипящего громкоговорителя вызывали его к самому неоднозначному пациенту, чье дело как раз и хранилось в тоненькой папке.
Возле палаты уже толпились медбратья и медсестры — целая медсемья. Они почтительно расступились перед приближающимся доктором как перед уважаемым главой.
— Что происходит?! — строго, как и подобает занятому начальству, вынужденному отвлекаться на всякую чепуху, спросил доктор Баркер.
Возле двери в палату, заглядывая вовнутрь сквозь небольшое окошко из прочного стекла, стояла старшая медсестра — почтенная матрона, воспитавшая не одно поколение докторов, санитаров и прочего медицинского персонала. Едва она обернулась на голос, доктор Баркер машинально отметил, что сестра крайне взволнована. Чего на его памяти ещё не случалось — в любых ситуациях, с любыми пациентами эта достопочтенная женщина держала себя в руках и действовала рассудительно.
— А Вы сами гляньте, доктор, — дрожащим голосом предложила медсестра.
Жестом доктор Баркер велел любопытным отойти подальше от двери. Бросив взгляд на медную табличку с намалеванным именем пациентки “Кассандра Спойлер”, он кашлянул для храбрости и шагнул к смотровому окошку.
Сперва ему показалось, что пациентки в палате вовсе нет. Нетронутая кровать, стол с разбросанными бумажками… СТОП! Кассандра уже давно не записывала свои видения. Неужели она таки решилась пойти навстречу? Это большой сдвиг в её терапии…
Внезапно, снизу выскочила сама Кассандра, перемазанная чернилами. Она хлопнула по стеклу с обратной стороны (доктор Баркер даже почувствовал, как задрожало усиленное стекло) и закричала безумным голосом: